— Посмотри на Волгу-то! Разуй глаза!

Юля послушно переместила свой взгляд на черную гладь реки. Ее поразила красота увиденного. Железнодорожный мост в четырнадцать пролетов, который днем казался совершенно обыденным, привычным взгляду и потому — незаметным, теперь весь играл огнями, освещаемый мощными прожекторами с правого берега и отражая всю иллюминацию в зеркале реки. По мосту бежала светящаяся электричка, и стук ее казался веселым и даже легкомысленным. Вся эта красота не помышляла, что на нее уже готовится покушение! И где готовится? В старой бане у нее, Юли Скачковой, молодой вдовы…

Она покрылась мурашками.

— Это стратегический объект! Его по приказу какого-то царя строили, кажется, Александра, — вдохновенно продолжала Лариса. — Немцы его в войну бомбили. Он Азию с Европой соединяет. Поняла?

И тут Юле на глаза подалась сиреневая бумажка от шоколадки. Она торопливо развернула ее. Там среди смятой фольги еще остались крошки молочного шоколада.

— Если он террорист, то почему шоколад? — выставила она против Ларисиных предположений этот зыбкий факт.

Лариса повертела в руках бумажку, проверила дату изготовления.

— Свежий. А может, это Оленька забежала и кинула?

— Оля не ест шоколад. Совсем, — отрезала Юля.

Лариса пожала плечами. Еще раз осмотрела бумажку и даже понюхала ее.

— Ну и что. Летчики тоже едят шоколад, он очень питательный, это всем известно; А чем, по-твоему, должен питаться скрывающийся в подполье террорист? В бане суп варить?

Юля не мигая смотрела на Ларису. Возразить было нечего. Хотя версия о бомже ее привлекала больше.

— Что же теперь делать? — забрасывая фантик от шоколадки обратно, спросила она.

— Сообщить надо, — со вздохом посоветовала Лариса. — В милицию.

— Я и ночевать теперь не смогу здесь! Ни за что не усну! — громко зашептала Юля, отодвигаясь от газет. — И в милицию не хочу, я устала от милиции! Когда Никита погиб, они замучили нас своими вопросами. Все искали виновного. — А теперь? Только Оленька успокоилась, забывать стала, и опять?

Юля была почти на грани истерики. Лариса торопливо разложила все по местам. Газеты — в диван, спички — на окно. И вывела подругу на воздух.

— Успокойся. Пойдем к детям. Хочешь, мы у вас сегодня заночуем? Ну? А завтра утром все решим.

Кое-как успокоив, Лариса повела подругу к дому. Они уже дошли до крыльца, когда громкий, показавшийся пронзительным скрип задней калитки заставил обеих вздрогнуть.

Денег на большое застолье, как обычно, не было.

— Ничего, устроим шведский стол, — бодро объявила Наташа, лихорадочно соображая, во сколько ей может вылиться Леркина вечеринка. Лерка в наушниках и с плеером на шее вытирала пыль.

— Испечем корзиночки, сделаем фруктовый салат, — подсчитывала Наташа.

Лерка методично кивала в такт музыке. Наташе было не до гостей и не до застолий. Деньги, которые Рожнов накалымил к дню рождения дочери, он до дома не донес. Она ждала его вчера вечером, но к девяти часам поняла, что ночевать он не явится, пропивает с друзьями заработанное. А шестнадцатилетие дочери ложится полностью на ее плечи. На которых, собственно, давно лежит все остальное. Деньги были только те, что дала свекровь и прислал на подарок Лерке Бородин.

Наташа сходила в магазин и купила самое необходимое. Будущий именинный стол без труда уместился в одном большом пакете.

Когда она вернулась, Лера домывала полы в тех же наушниках. Судя по всему, у нее было отличное настроение. Его подогревало предвкушение вечеринки.

Наташа хорошо помнила себя в шестнадцать. У них тоже не хватало денег, отчим пил, мама выбивалась из сил. Но она каким-то образом всегда умудрялась справлять Наташины дни рождения. Приглашались подружки, одноклассники, пир бывал до небес. Только теперь Наташа поняла, как это все давалось матери. Как ни измудрялась Наташа по поводу чисто символического угощения, в задуманную сумму она не укладывалась. Внутри у нее что-то вздрагивало пугливо и мелочно, когда она пыталась свести в уме приход с расходом. Правда, потом сам процесс готовки захватил ее, и она перестала думать о деньгах, хлестнув себя хорошенько фразой, которая ей обычно помогала: “В конце концов, Михална, у тебя всего одна дочь!”

И мысли ее потекли в другом направлении. Она представила, как все было бы, живи они с Женей, как тысячу раз они рисовали в мечтах. Вот она решилась уйти от Рожнова, и Женя ушел от жены, и они живут втроем: она, Женя, Лерка. Сейчас бы он стоял рядом с ней на кухне и нарезал бутерброды. Она не умеет так тонко резать ветчину. Он любит и умеет готовить. Он закатывает рукава по локоть, надевает фартук и не торопясь колдует. Все продукты у него в педантичном порядке разложены на столе. А Наташа наблюдает за ним, жмурясь и мурлыча от удовольствия. “Хочу, чтобы мы жили вместе, — обычно говорит ей в таких случаях Женя. — Хочу готовить с тобой на одной кухне, солить помидоры с огурцами и квасить капусту”. И Наташа весело кивает, что да, это здорово — все делать вместе. Готовить она любит, но не умеет. Ей нравится осваивать новые рецепты, она с азартом берется за пирог, салат или рулет, рецепт которых вычитала в журнале. Как правило, результат ее не радует: рулет обязательно развалится, тесто, выйдет не пышным, а то и жестким как подошва, а салат получится излишне острым. Ну не дано ей. Хотя она хочет. А Женя… Он с охотой заботится о ней, и она не возражает. Уезжая к нему, Наташа будто попадает в другое измерение. Каждую встречу она хранит в памяти как драгоценность. Вот только последняя оказалась совершенно испорченней…

— Нужно что-то решать, — говорил Женя, когда они сидели ночью на кухне, слушая храп Сухого. — Так больше не может продолжаться. Давай разводиться со своими.

Наташа устало кивала.

— Нет, я серьезно, — толковал Бородин, — бросай все, и…

— Что я должна бросать? — негромко отозвалась Наташа. — Квартиру, которую мне мама оставила? Она приватизирована на нас двоих с Рожновым. Он уходить категорически отказывается. Лерке нужно окончить школу. Как я объясню, почему оставила ее без квартиры? А она упрекнет меня, будь уверен.

— Но нужно же чем-то жертвовать, — кипятился Бородин. — Так жить, как вы живете с дочерью, нельзя. Со мной вам будет легче, я помогу тебе ее выучить. Ты мне веришь?

Бородин опустился на корточки и уставился на Наташу.

— Сейчас верю, — призналась она. — А завтра все изменится. Ты заявишь мне, что возникли проблемы у твоих сыновей, заболела жена или что-нибудь еще…

— Я все разделю, — планировал Бородин, меряя шагами крошечную кухню. — Все оставлю им, себе только дачу. Ты согласна жить со мной на даче?

Наташа представила бревенчатый дом Бородиных в деревне рядом с санаторием и прерывисто вздохнула.

— Я согласна хоть в шалаше. А Лерка?