В возке и в самом деле на мягкой кожаной подушке сидел князь Голицын.

– Садись. Едва узнал тебя, богатым будешь! Трогай! – это он кучеру.

Возок тронулся, закачался на ухабах дороги.

– Что-то ты надолго исчез, Гриша.

– По-моему, князь, у вас одна говорильня. Кружок вышивки – ты уж прости, Василий Васильевич.

Князь нахмурил лоб:

– Не припомню, чтобы я называл себя.

– Брось, князь! Я не первый день живу и сразу понял, кто со мной говорил.

– И кто же другой, кроме Куракина?

– Князь Шуйский.

– Верно. Слухи до меня доходить стали, что какой-то юродивый небылицы на самозванца народу вещает. Я почему-то о тебе сразу подумал. Так?

– Не скрою, я тот юродивый.

– Ну да, одежонка на тебе в самый раз. Только рано ты начал. Мы через своих людей в Польше уже до Сигизмунда довели нужные нам сведения.

Андрей показал на кучера:

– Не бойся. Он слышит, но никому ничего не скажет – язык у него обрезан.

Андрея передёрнуло.

– Король на самозванца зол, ногами топал, повелел ни единого злотого в поддержку Дмитрия не давать. Вроде бы отряд гусар хотел в Москву послать, да остыл. И свадебка скоро будет, переписка между голубками оживлённая идёт.

– Отец её всё надеется миллион получить?

– Похоже. Сам в Москву собирается с дочерью.

– И не жалко дитя родное?

– Да за такие деньги он всех девок отдаст. Ты самовольство своё заканчивай. В народе и среди бояр настроения ещё не те, не созрел народ. Ни за грош погибнешь. Поляки схватят, отведаешь пыток, а то и сразу зарубят. Ты лучше ко мне приди.

Князь рассказал, как найти его дом.

– Куракин не уверен в себе, он ничего не решает. Про Шуйского умолчу. Я сразу понял – у тебя голова работает. Саблей махать желающие найдутся, в нужный момент из Великого Новгорода и Ярославля люди придут, а умную голову на плечах не каждый боярин или князь имеет. Даже дворянство за сечу давалось, или по наследству звание получали. Только ведь указом царским ума не добавишь. Почёт и должность при дворе – это да. Только у нас дело поважнее будет.

– Буду.

– Вот и славно. Только рубище своё до поры до времени сними и на гвоздик повесь. Да и слуги мои в такой одежде тебя за калитку не пустят.

– Понял. – Андрей на ходу спрыгнул с подножки возка. Похоже, из всей троицы княжеской Голицын умнее всех. И действовать они начали так, как Андрей советовал. Хотя не факт, могли и сами додуматься. Они царедворцы и плести интриги большие мастаки.

Как князь и советовал, Андрей убрал своё рубище под кровать. Переодевшись в приличное платье, он причесался и умаслил бороду. Теперь и не скажешь, что юродивый, вполне приличного вида горожанин – то ли приказчик из купеческой лавки, то ли мастеровой. Сверху накинул кафтан – не новый, но чистый, по крайней мере, мёрзнуть не будет. Одетый в рубище, он мёрз на паперти. Осень в Москве выдалась прохладная, и дырявая одежонка не грела.

Андрей направился к князю Голицыну – ведь приглашал. По пути зашёл к цирюльнику – бороду оправил, волосья на голове слегка подровнял и совсем стал похож на человека.

Он нашёл дом князя, представился холопу у ворот. Его впустили во двор, видимо, Голицын не забыл предупредить прислугу.

Холоп ушёл доложить.

Князь принял его сразу – он сидел в кресле за дубовым столом. Комната тоже была обшита дубовыми планками и оттого казалась тёмной.

– Лёгок на помине, – слегка усмехнулся князь, – садись. Ты вроде в языках понимаешь? Сочти! – Он протянул Андрею лист бумаги.

Тот взял протянутый лист, пробежал глазами, знакомясь с текстом.

– Чего молчишь? Не разумеешь?

Андрей перевёл текст. Письмо явно писал писарь – буквы выведены каллиграфическим почерком. Но послание продиктовано, скорее всего, самим самозванцем и предназначалось оно Мнишеку. Лжедмитрий призывал приехать в Первопрестольную Марину и её отца Юрия. Причём из письма было понятно, что он согласен на свадьбу по католическому канону. Ещё самозванец просил привезти с собой наёмников или охочих людей, ибо среди бояр московских – да и не только – недовольство.

– Всё? – Князь слушал внимательно.

– Всё, до последней буквы. Как письмо к вам попало? Это ведь не список, настоящее.

– Мои люди гонца случайно перехватили, в сумке у него нашли.

– Давно?

– А тебе зачем? Али мысль какая есть?

– Есть. Гонцом переодеться и самому в Польшу съездить, передать письмо Мнишеку-отцу в руки.

– Смысл какой? Не пойму!

– Он же ответ напишет, узнаем о замыслах.

– А если гонец слова секретные знает или Юрий его самого в лицо знает? На плаху попадёшь!

– Гонец-то жив?

– Жив покамест, в погребе сидит.

– В твоём тереме? – удивился Андрей.

– Нет, конечно, в десяти верстах от Москвы. Зачем интересуешься?

– Гонца допросить можно. Он расскажет, был ли у Мнишека и есть ли слова секретные. А может, самозванец на словах велел что-нибудь передать.

– Рискованно! Надо послание гонцу отдать, пусть вручит Мнишеку. Письмо-то мы сочли.

– Он же всё расскажет польскому воеводе и самозванцу.

– Не в его интересах, сам может башку на плахе потерять. Только действовать надо быстро. Гонца-то утром ещё взяли, задержка как-никак.

– А ещё бы настоятельно попросить на обратном пути ответ показать.

– Там же печать восковая!

– В первый раз, что ли? Свечкой подплавим.

– Да ты просто мошенник!

– Я очень любопытный. Едем?

Князь позвонил в колокольчик и велел готовить коней и людей.

Через четверть часа кавалькада из шести всадников выехала из дома. Впереди князь, за ним – его люди, а замыкающим ехал Андрей: скакать рядом с князем ему было не по чину.

Через полчаса они въехали в деревеньку, и князь уверенно направился к самому большому дому. Оказалось, там проживал его родственник, обедневший боярин.

Охрана князя осталась во дворе, а сам князь и Андрей вошли в дом.

Встретивший их хозяин вопросительно посмотрел на Голицына.

– Можно, свой человек, – понял князь его немой вопрос относительно Андрея.

– Я так понимаю – вы за гонцом?

– Именно. Пусть его сюда приведут.

Холопы притащили связанного гонца. Это был чистокровный поляк, вполне сносно говорящий по-русски.

Князь сразу, без экивоков, спросил его: