Ниссе засмеялся так, что чуть не упал со стула. Сесилия осторожно спрашивает, может быть, я хочу сделать доклад в другой день, когда лучше подготовлюсь? Какая ерунда! Еще никогда в жизни я не готовилась так тщательно. Разве только доклад о земном шаре можно было лучше подготовить. Я громко, монотонным голосом начинаю читать его по бумажке. В этом дерьмовом классе никто не может по-настоящему оценить творчество комика. Я заканчиваю и сажусь на место. Мне аплодируют ровно ноль человек. Марта ударяет меня по ладони и старается поймать мой взгляд, но я занята важным делом – я сосредоточенно складываю бумаги в ровную стопку.

Иногда, когда я моюсь в душе, я забываю, что у меня теперь короткие волосы. Я выдавливаю хорошую порцию шампуня, на голове образуется дико много белой воздушной пены, которую потом смываешь целую вечность. В принципе, я ничего не имею против. Я люблю стоять под теплым душем. Это раньше мне казалось, что мыться жутко скучно. Но папа меня заставлял. И правильно делал. Хотя я ему в этом не признаюсь.

Я должна придумать шутку. Хорошую шутку. Должна! Я пишу на запотевшем стекле душевой кабины:

Мама, у меня когда-нибудь появится юмористическая жилка?

Потом я набираю целую горсть пены с головы и смываю надпись. Смываю, пока совсем не исчезнет.

Я открыла Осси дверь в ту же секунду, как он позвонил. И была одета.

Он удивился:

– Вау, ты уже готова.

На нем свитер в красно-синюю полоску, синяя шляпа с приколотой к ней розой и черные обтягивающие джинсы, настолько узкие, что, кажется, нарисованы на теле. И, конечно, кожаная куртка. Осси всегда носит кожаную куртку.

Я говорю:

– Yes![27]

Он протягивает мне cверток, который держал за спиной. Что-то завернутое в газету. Типичный Осси.

– Поздравляю!

– Осси! Тебе совсем необязательно делать мне подарок. Ведь ты помогаешь мне стать Comedy Queen.

– Но я должен тебе подарок со дня рождения! Ты же не нашла подходящую дырку от бублика.

– Да, подходящую не нашла.

Я смеюсь и беру сверток. В нем что-то твердое и прямоугольное, очень похоже на книгу, но я все же надеюсь, это что-то другое.

Осси выжидающе смотрит на меня, пока я разворачиваю сверток.

Книга. Само собой. «Сказочные герои Севера». На обложке нарисован маленький тролль. Я с грустью смотрю на Осси. Его лицо из довольного превращается в растерянное.

– Что такое? Тебе не нравится? У тебя уже есть такая?

– Дело не в этом. Я покончила с чтением.

– Твой папа говорил. Но я думал, он пошутил. Ты же всегда ЛЮБИЛА читать.

– Больше не люблю.

Осси разводит руками. Он расстроен.

– Почему?

– Человек меняется…

– Господи, почему ты все время меняешься? Может, уже хватит?

– Ты же тоже не всегда был таким.

– Типа того.

– Вот видишь. Разве ты был таким в… сколько тебе сейчас лет?

– Господи… так сразу не ответишь. Двадцать девять, кажется. Да, двадцать девять.

Двадцать девять. Это порядковый номер меди. Я роюсь в памяти.

Медь – полезное ископаемое, красноватый полудрагоценный металл. Имеет отчетливый блеск, ковкий и пластичный, быстро нагревается, второй после серебра по электропроводимости. На влажном воздухе, особенно загрязненном, на меди появляется оксидная пленка, которая потом превращается в так называемую патину зеленого цвета.

– Ты всегда был таким, как сейчас, все двадцать девять лет? Только честно.

– Раньше у меня была другая прическа. Это самая большая перемена во мне. Мне кажется, это люди вокруг меня меняются. Становятся серьезными и ужасно скучными, честно. А я более- менее такой, как всегда. Неутомимый. Вполне довольный жизнью. Люблю движуху.

Я надеваю ботинки и куртку, и мы выходим на лестничную площадку, потом я с силой ударяю бедром по входной двери и одновременно поворачиваю ключ в замке. Осси вынимает из пачки сигарету и вставляет ее в уголок рта. Он всегда так делает перед выходом на улицу.

Я вынимаю сигарету из его рта и говорю серьезным тоном:

– Осси! Ты ведь не остановишься на меди, порядковый номер двадцать девять? Доживешь по крайней мере до серебра, или, еще лучше, золота, или даже до оганесона? У него номер сто восемнадцать.

Осси смотрит на меня и качает головой:

– Саша, я не понял половины из того, что ты сказала.

Но забирает сигарету из моих рук и послушно засовывает ее назад в пачку.

Клуб находится в темном подвале без окон. В одном углу сцена, не особенно большая, может, чуть больше моей комнаты. Перед сценой семь-восемь рядов стульев. В отдаленном углу у барной стойки стоит Хенрик в куртке и джинсах. Я его знаю, он довольно известный комик, и я видела кучу его клипов на ютубе. Мне он не кажется суперсмешным, но это, наверное, потому, что у него взрослые шутки. Хенрик пьет воду, читает какую-то мятую бумажку и не замечает нас, хотя не скажешь, что Осси умеет незаметно подкрадываться к людям. Он всегда громко говорит, топочет и стучит ладонью по поручню.

Осси хлопает Хенрика по плечу.

– Привет!

Хенрик вздрагивает и смотрит сначала на Осси, потом на меня, будто не понимает, что мы тут делаем. Потом широко улыбается, так что виден весь ряд белых зубов.

– Привет! Как вы вошли? Или уже открыто?

Он смотрит на нас немного настороженно.

– Нет, нас впустила официантка.

– А-а, хорошо, что их еще нет.

– Кого?

Я представляю, что Хенрика выслеживает команда буйных футбольных фанатов.

– Публики.

Мы выбираем столик почище, но и он оказывается липким на ощупь. Хенрик спрашивает, что мы будем пить. Осси заказывает воду, а я выбираю кока-колу. Хенрик ныряет за стойку и, не пробивая чек, достает из холодильника воду и колу.

Я шепчу Осси:

– Тут странно пахнет. Чем это?

Он вытягивает шею и принюхивается.

– Рискну предположить, плесенью, потом и несвежим пивом.

– Уютненько.

Хенрик со стуком ставит колу на стол, потом садится и внимательно смотрит на меня.

– Так это ты хочешь стать стендапером?

– Да, хотела бы.

Я слышу, как громко стучит мое сердце. Мне сейчас очень нужна, просто необходима помощь. Особенно после тотального провала на уроке обществоведения. Теплая волна стыда прокатилась по моему телу. Стакан ледяного сока и тарелка хрустящих земляных корочек! Господи Иисусе, о чем я думала? Что, если Хенрик скажет, что это никуда не годится? Что юмору нельзя научиться? Но ничего такого он не говорит. Наоборот.