По воскресеньям в церкви Селеста следила за взглядом мужа, потом задавала один и тот же вопрос: кто она? Вдова Бланшар? Сестра каменщика? Когда семья Жодо помогала местным виноградарям собирать урожай в Вюйи, Селеста спрашивала об Авроре де Вальде.

— Прекрати, — велел ей Собран, — Не выдумывай глупостей. Нет у меня никого.

Во всем другом год выдался очень удачный. Граф говорил:

— Жодо, я восхищен твоим вином. У тебя знания отца, виноград Кальмана, помощь солнца и, клянусь, покровительство Бога.

Еще Собран примирился с братом. Всей семьей они поехали в Нант провожать Леона, когда тот засобирался в Канаду. На обратном пути сделали остановку на берегу моря. Купили рыбы и там же ее запекли в углях. Собран решил прогуляться вдоль линии прибоя. Все было ему в диковинку: волны, безудержный ветер, от которого винодел чуть не глох, одновременно чувствуя тревогу, будто где-то рядом притаился враг. Дважды Собран оборачивался, но видел только костер да семью, сидящую вокруг огня. Огонь напомнил Москву 1812-го, когда на куполах Кремля плавились золотые звезды. Жодо вспомнил, как бросил монеты в горшочек той женщины, как чувствовал потом — на улице, в церкви, снова на улице и в той комнате — укоризненный взгляд своего ангела.

На этот раз Собран кое-что запланировал. Он понимал, что нельзя не совершить особого ритуала — выкурить с ангелом по трубке. У многих его знакомых имелась привычка курить табак: совершая ритуал, они всегда медлили с ответом, какой бы вопрос Собран ни задал, какую бы сделку ни предложил.

Когда Зас наконец прилетел, Жози подпрыгнула и залилась лаем. Собран навалился на нее всем телом, зажал пасть руками. Собака вся тряслась, выпучив глаза от страха и ярости.

Зас смотрел попеременно то на Жози, то на Собрана, словно вопрошая винодела: «Ты привел собаку, чтобы защититься от меня?» Затем он возложил руку Жози на лоб. Псина дернулась, однако стоило хозяину отпустить ее, как она стала лизать ангелу пальцы, поскуливая уже не от страха — от счастья.

Зас прикоснулся к макушке самого Собрана, и тот принял благословение: накрыл руку ангела своей. Поднялся. Казалось, будто кровь в жилах потекла в обратную сторону.

— Больше я не стану неволить тебя, — произнес Собран заранее приготовленную фразу. — Я не смогу жить, зная, что ты на меня гневаешься. Прости мне обиду. Я твой слуга.

Зас ответил:

— Я гневался весь этот год.

— Почему же не пришел ко мне раньше?

— И прервал бы твой путь? Только не говори, будто раскаялся триста шестьдесят четыре дня назад.

— Поймав тебя за крылья и потянув за собой на землю, я решил, что могу погубить тебя. Уже от этого мне сделалось страшно.

— Убить меня ты не в силах. Просто твой скелет тяжелее. Не будь я таким легким, разве подняли бы меня в небо эти крылья?

Собран припомнил, как крыло ангела согнулось в трех местах, но при этом не поломалось, подобно стволу юного деревца.

— Более того, — продолжил Зас, — не надейся, что ты сдержишь данное мне сегодня слово. Приказывать что-то, повелевать мною — у тебя в крови. Однако похоть, я надеюсь, ты сдержишь.

Собран вздрогнул.

— Еще ты солгал, сказав, будто испугался за мою жизнь. В ту ночь я упомянул Сатану по имени, но твои глаза, эти чувствительные анемоны, выдали страх, только когда прозвучало слово «дьявол». В тебе пробудилась вера пращуров. Я ощутил это — как привкус дуба в вине. А значит, ты лгал, говоря, что не считаешь свою страсть грехом. Вот если б грех совершили против тебя, ты бы его запомнил.

И не говори, будто умираешь, — за двенадцать месяцев безответного чувства ты ничуть не изменился, выглядишь здоровым и сильным. И наконец, твоя служба — она для меня тяжкое бремя. Не больно-то долго ты репетировал речь, а?

— Зачем тогда ты благословил меня? Зачем это рукоположение?

— Когда тебе плохо, меня переполняет добро, — ответил Зас, не глядя на Собрана.

Мужчина совсем растерялся. Что же он сказал не так? Нахлынувшее болезненное чувство Собран переживал и в юности, ссорясь с Батистом или Селестой. Винодел достал из кармана нож и отдал его ангелу со словами:

— Если не простишь меня, я перережу себе горло.

— И оставишь сиротами жену с детьми? Назло мне?

— От отчаяния, которое есть грех. Впрочем, ты-то его никогда не испытывал.

— Нет. — Зас поводил ножом по рисунку на ребрах, как ребенок водит рукой в воздухе, подражая скрипачу. А затем равнодушно спросил: — Нашей дружбе конец?

«Он говорит не со мной», — заметил Собран.

Он схватил ангела за руку, но в этот миг нож рассыпался в прах. Во мраке безумной ночи только подпись хранила живой цвет.

Зас уронил голову на плечо Собрану, и мужчина обнял его.

Собран не знал, что делать. Казалось, он видит святое существо в отчаянии — никогда прежде Зас не пытался поранить себя. Но Господь или силы договора обратили нож в прах, не дав повредить подпись, ибо Зас не должен останавливаться — ему суждено свободно лететь по небу.

За эти годы Собран внимательно следил за тем, как меняются его взгляды, расширяются границы познаний. Он, словно законник, наловчился проверять каждое слово и все равно не поспевал за течением жизни.

Собака улеглась у ног ангела, словно тоже хотела утешить его. Она дважды нарушала тишину тяжелыми вздохами, а потом демонстративно заскулила.

Зас рассмеялся.

— По крайней мере, ее счастье мы можем уберечь, — сказал Собран. — Давай прогуляемся.

Зас кивнул.

— Пойдем к дому Кальманов, кое-что покажу.

И они отправились вниз по склону. Ботинки мужчины оставляли в земле глубокие вмятины, тогда как стопы ангела — едва заметные следы, какие бывают, когда идешь босиком по слежавшемуся мелкому песку. Собака отбежала в сторону, но тут же вернулась. Ангел передвигался словно избегающая волн птица на морском берегу. Или как сова, бочком по ветке, готовая спорхнуть вниз. Не то чтобы неуклюже — забавно.

У второго гребня ангел остановился, посмотрел вниз — на усыпанный каменной пылью двор, где вдоль стены дома стояли надгробия, два точильных камня. Было там и мельничное колесо.

— Здесь, — проговорил ангел, — живет твоя сестра с мужем-каменщиком.

— Антуан помогает нам собирать урожай, а в остальное время года ведет свое дело. Я думал отдать этот дом Леону. — Собран пожал плечами, — В округе мало кто боится покупать вино «Жодо-Кальман» из-за ремесла, которым промышляет Антуан. Однако есть насмешники, которые пожелали бы купить Антуановы надгробия только потому, что его шурин — я, — Собран постучал по холодной пыльной поверхности новенького надгробия, — Хорошо, что Антуан и Софи под рукой. Софи мужественнее Селесты, ее помощь просто неоценима.

— Они не держат собак, — заметил Зас.