Так… Вот оно. Мама обронила, что, возможно, снова выйдет замуж. Насколько знала Маша, после последнего развода она была одна, из-за чего страшно страдала. И вот сейчас, похоже, в маминой жизни появился новый мужчина. По большому счету ничего необычного в этом тоже не было, но Лиля говорила о ревности, а при наличии нового ухажера и потенциального мужа ревность как раз возникала.

Маша тронула машину с места и, не откладывая в долгий ящик, набрала номер Лили. Та выслушала новую информацию, не перебивая.

– Хорошо, я скажу ребятам, чтобы проверили, – сказала она, когда Маша закончила говорить. – Но вот еще какая мысль пришла мне в голову. А не кажется ли тебе, Листопад, что Алексея Михайловича вообще убили случайно?

– Что значит – случайно? – не поняла Маша.

– Да то и значит! В конце концов, злоумышленник влез в твою квартиру, причем в то время, когда тебя точно не могло быть дома. Возможно, он что-то искал, а не вовремя появившийся Михалыч ему просто помешал, застукал на месте. Преступник испугался и ударил его по голове.

– Лилька, – Маша даже засмеялась, хотя смешного было мало, – ну, что у меня можно искать, сама-то подумай! В моей квартире самая ценная вещь – это телевизор. Мы же всегда жили очень скромно. Мне от бабушки ни драгоценностей не осталось, ни картин, ни книг старинных. Один сервиз с кобальтовой сеткой, страшная ценность когда-то. Все, кто меня знают, прекрасно осведомлены, что ни золота, ни бриллиантов в моей квартире нет и быть не может. Деньги я дома не держу, они в банке лежат. Да и не те у меня деньги, чтобы из-за них убивать.

– И за три тысячи убивают, – философски заметила Лиля. – Версию, что к тебе залезли случайно, в надежде чем-то поживиться, тоже нельзя со счетов сбрасывать. Вот только в этом случае найти преступников будет непросто. Следов они не оставили, если только на другом похожем преступлении погорят. Ну, еще среди соседей по дому поискать надо будет. Кого-то типа неблагополучных подростков.

– Да нет у нас никаких неблагополучных подростков, – Маша начала сердиться. – У нас дом старый, в нем одни пенсионеры проживают. Я даже удивляюсь, что никто ничего не слышал и не видел, потому что все же дома.

– И тем не менее никто ничего не слышал и не видел, – подтвердила Лиля. – В общем, Листопад, следствие будет отрабатывать четыре рабочие версии. Согласно первой, Алексея Михайловича убили осознанно, потому что он знал что-то, причем связанное с его работой, одной или другой. По второй версии, убийство произошло на бытовой почве, например из-за ревности. По третьей, он оказался у тебя случайно и застукал воришек, забравшихся в дом наобум в поисках наживы. И, наконец, мы не будем сбрасывать со счетов версию о том, что в твоей квартире кто-то что-то искал. И вот это, Машка, мне уже не нравится!

– Почему? – спросила Маша, рассеянно, поскольку все ее внимание сейчас занимал автобус, который она старалась объехать.

– Да потому, что при таком раскладе этот кто-то обязательно вернется. А это значит, что тебе может грозить опасность.

* * *

Еще ни один март в жизни Маши Листопад не был таким суматошным. Он кубарем катился вниз и вперед с горы так быстро, как будто хотел побить все рекорды скорости. До предстоящего корпоративного праздника нефтеперегонного завода времени оставалось все меньше, а работы, наоборот, все больше. С определенной точки зрения это было даже хорошо, поскольку из-за отсутствия свободного времени Маше просто физически было некогда горевать по Михалычу или беспокоиться по поводу своего будущего.

Впрочем, за себя Маша не переживала вовсе. В то, что ей может угрожать опасность, она не верила, поскольку точно знала, что никаких ценностей в ее квартире не было, нет и быть не может. Версию убийства на почве ревности она тщательно обдумала и тоже отвергла, потому что вряд ли кто-то в здравом уме и твердой памяти пошел бы на такой риск из-за сомнительных прелестей ее мамаши, а кроме увядающих прелестей, Тамара Листопад никакими иными достоинствами не обладала. Ценностей, на которые бы мог покуситься какой-нибудь ловелас, у нее тоже не было. Так что кто бы ни убил Михалыча, мама тут была ни при чем.

Таким образом, убийство было связано либо со случайным налетом каких-то гопников на Машину квартиру, и в этом случае вероятность его повторения была равна нулю, либо с ненавистью, которую кто-то испытывал к ее отчиму. Расследованием занимались следственные органы, которым Маша, знакомая с Лилей и методами ее работы, всецело доверяла, а причин беспокоиться за себя у нее не было. Она и не беспокоилась, поменяв, правда, не только замок во входной двери, но и саму дверь на ультрасовременную, с пятью степенями защиты от взлома.

Работы было столько, что даже Джуд Лоу и все, связанное с ним, отошло на второй план. Нет, она по-прежнему вздрагивала, когда видела в социальных сетях новости, связанные с ее кумиром, его глаза, похожие на переменчивое море, то синее, то зеленое, в зависимости от погоды, его губы, похожие на диковинные цветы, вздрагивала, ловила ухающее куда-то в живот сердце и бежала дальше, по своим делам и своим заботам. Фильмы ей было смотреть катастрофически некогда, да и боялась она их смотреть, чтобы окончательно не сойти с ума.

Единственным «развлечением», которое она себе позволяла, оставался английский, которым она, неведомо для чего, продолжала заниматься с той же горячностью, выкраивая ежедневно по два часа на уроки, домашние задания, аудирование и чтение книг. Еще одной отдушиной были два иностранца, которых она уже привыкла считать «своими».

Барнз позвонил ей на следующий день после смерти Михалыча и напомнил о вчерашней договоренности показать город. Понятно, что в той ситуации ей было не до вежливого гостеприимства, поэтому от встречи она уклонилась, коротко сообщив, что в ее семье случилось несчастье. Он извинился, но не исчез с концами, как полагала Маша, а спустя дней десять подошел к ней на заводе, куда она в очередной раз приехала по делам. Подошел, напомнил о своей просьбе и не принял отказа.

Экскурсию по городу, пусть и более короткую, чем для Дэниела, Маша провела в ближайшие после этого выходные, правда, беседовали они больше не о ее родном городе и его красотах, а о семье, в основном Машиной.

Началось все с того, что она спросила Гордона, нравится ли ему его работа, а он ответил, что инженер – это скучно и обыденно.

– У меня дед был инженер, – пожала плечами Маша. – Я, правда, его не застала, он умер еще до моего рождения, но бабушка говорила о том, что он очень любил свою работу.

– А чем именно он занимался?

– Он строил электростанции. Ездил по всей стране. И, кстати, в Англии тоже был. В шестьдесят втором году. Тогда, после падения «железного занавеса», это стало возможно. Правда, бабушка рассказывала, что готовили их к этой поездке основательно.

– Расскажите, мне интересно, – попросил Гордон. Маша напряглась, вспоминая бабушкины рассказы.

Слушать истории про деда она любила. Строгий седой, хотя еще вовсе не старый мужчина с портрета, висевшего в бабушкиной комнате, выглядел серьезным и неулыбчивым, а в бабушкиных воспоминаниях он был добрым, щедрым, страшно любящим свою семью – бабушку и маленькую дочку Тамару. По выходным проснувшаяся утром Маша, шлепая босыми пятками, прибегала в бабушкину комнату, забиралась к ней под одеяло и просила рассказать про деда. Правда, все эти истории отчего-то закончились в одночасье, как отрезало. Маша как-то по привычке попросила рассказать, а бабушка отказалась и больше никогда не рассказывала. Было это в тот год, когда Маша, кажется, училась в четвертом классе. Да, если точнее, то летом, когда она четвертый класс уже закончила. Тем самым летом, когда у них дотла сгорела дача.