Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Молчишь? — рассмеялся гад. — Значит, ты в курсе того, что Мариночка моя правая рука, а раз её братишка рядом с тобой…
— Нет.
— Что нет? — Глеб обернулся и ухватил меня за руку, таща к кабинету.
— Я верю ему. Верю, что это не ты спровоцировал наши отношения.
— Ну да. — Домогаров вскинул подбородок и осклабился. — Не в моих правилах делиться игрушками.
Шаги гулко разносились по длинной кишке коридора. Серые плиты стен давили, редкие лучи солнца разливались по окнам светло-жёлтыми кляксами. Он пропустил меня вперёд, отстав всего на полшага. Руки давно мелко тряслись, а под тонкой кружевной блузкой стекал холодный пот. Дыхание замирало, в горле встал противный комок. Уже на подходе к кабинету в мой локоть впились ледяные пальцы.
— Сначала удостоверимся, что никто не сможет нас подслушать, — Глеб осторожно открыл дверь и вошёл внутрь, ведя меня на буксире и не ослабляя болезненный хват.
— Что тебе нужно? — снова повторила я вопрос, стараясь, чтобы голос не выдал страха, опутавшего меня липкими сетями.
— Поговорить.
Глеб захлопнул дверь и бросил меня в кресло.
— Сиди тихо, пока я буду проверять.
Он же на всю голову больной. Я мрачно следила за тем, как он проверяет мебель, телефон и ксерокс с помощью детектора. Добравшись до сейфа, Глеб помолчал и выдохнул.
— Ну вот, не так уж и сложно.
Кабинет остался в том же виде, в каком я оставила его в пятницу. Глеб упал в директорское кресло и небрежно сдвинул бумаги на край стола. Он явно чувствовал себя хозяином положения даже здесь, в чужой компании.
— Итак. — Домогаров сцепил руки в замок и откинулся на спинку. — Твой отец мёртв.
Я вздрогнула и прикусила губу, заставляя себя молчать.
— Молчишь? Ну ладно, если тебе так удобнее. — Он пожал плечами и гадко усмехнулся. — Твой отец мёртв. Разумовский тоже. Ты осталась одна и тебе нужна защита.
— Тебя беспокоит лишь собственная безопасность, — выдавила я. — Я в курсе тайного подразделения и продажи оружия. Тебе так просто это с рук не сойдёт. Я собираюсь его распустить, поэтому на сегодняшнем собрании подниму этот вопрос.
— Ну надо же. — Глеб будто и не слышал моей угрозы. — А ты решила зубки показать даже сейчас. Глупо, Мелания. Очень глупо. Как моя будущая жена ты обязана хранить верность моим принципам. Над этим стоит поработать, — глубокомысленно заключил он и нахмурился.
— Я не выйду за тебя!
Пальцы сжались на подлокотниках. Меня всю трясло от ярости.
— Это не обсуждается. Я пришёл выразить тебе соболезнования в связи с кончиной отца и крёстного. Ты потеряла обоих своих защитников. Это надо отпраздновать, как считаешь?
Его сумасшедшая улыбка выбила из лёгких воздух. Я потянулась к пепельнице, что стояла на краю кофейного столика и со всей силы швырнула её. Он даже не уклонился.
Хрусталь разбился о стену. Тонкий, острый кусок рассёк кожу под левым глазом Глеба. Он стёр алое пятно и облизнул палец.
— Не люблю тех, кто не слушается. Женщину красит послушание, а не истерика. Я заеду за тобой в шесть, будь готова. Лизу на время заберёт Мария.
— Нет! — вскрикнула я. — Не смей распоряжаться моей дочкой, как вещью!
— Я ещё думаю, что делать с этим ребёнком, возможно, мы просто отправим её за границу. Не убивать же её, в самом деле.
Меня будто ледяной водой окатили. Смотря на обходившего стол мерзавца, я следила за его пальцами, которые скользили по столешнице. Он будто проверял, как хорошо выполняет свою работу уборщица. Каждое спокойное и размеренное движение было насквозь фальшивым.
— Это угроза?
— Ну что ты. — Глеб присел на корточки и погладил мой подбородок.
— Тогда что?
— Разговор. — Он поднялся и поцеловал меня в макушку. — Между двумя влюблёнными. Ведь муж и жена должны разговаривать.
Волосы на затылке зашевелились.
— Я никогда не стану твоей, — процедила я в пол. — Никогда. Я тебя ненавижу. Ненавижу так сильно, что готова убить собственными руками. Ни ты, ни моя чокнутая мать не получите того, что хотите. Никогда. Я лучше сдохну, Глеб. Ты просто чудовище. Убирайся отсюда, пока я охрану не вызвала.
Его лицо превратилось в маску. Он ещё некоторое время молча сверлил меня взглядом, но услышав голоса со стороны коридора отмер.
— Ты пожалеешь о своих словах, Мелания, но будет поздно.
— Я каждую секунду своей жизни жалею о том, что произошло. Будь на то моя воля, я бы лучше со скалы спрыгнула, чем с тобой пошла.
Сцепив зубы, он схватил меня за блузку, оторвав несколько пуговиц, и поднял на ноги. Послышался треск ткани.
— Ты будешь моей. И ты не умрёшь.
Голоса звучали всё ближе, Люда и Меркулов обсуждали последние новости и смерть двух директоров. Глеб разжал пальцы и стремительно вышел, оставляя после себя запах страха и смерти. Ха… Едва его спина скрылась за дверью, мои ноги потеряли опору и некрасиво разъехались в стороны.
Когда я получу наследство, то смогу на правах держателя акций распоряжаться имуществом «Мерис». Я смогу избавиться от них всех.
С трудом собрав себя в кучу, я дошла до сейфа и набрала код. Потом обернулась на дверь и быстро распахнула дверцу.
Пусто.
— Нет… Только не это. Где всё? Где эти чёртовы бумаги?!
В груди закололо. Я тяжело оперлась на стену и прижала ладонь к глазам. Надо успокоиться. Наверняка отец просто переложил все документы в другое место.
Слабое утешение.
Я кинулась ко второму сейфу и едва попала по кнопкам.
Деньги, текущие договоры, несколько бумаг по обязательствам, и всё.
— Где же… Где же ты, чёрт возьми?!
— Мелания Сергеевна! С вами всё в порядке?
Я пропустила момент, когда Люда и Меркулов вошли. Скользнув по секретарше невидящим взглядом, впилась в начальника охраны.
— Иннокентий Васильевич, — голос дрожал, но я всё равно продолжила: — К-кто, кто здесь был?
— Только что? Глеб Домогаров.
— Нет. — Я захлопнула сейф. — На выходных, кто здесь был на выходных? Кто?! — рявкнула я.
— Что-то случилось? — Рука Меркулова, лежащая на ремне, дёрнулась в сторону рации.
— Уволю. Всех уволю. — Я тяжело опустилась на стул и сжала голову руками. — Здесь творится чёрт знает, что. Никому нельзя верить.
Люда ахнула и зажала рот ладошками.
— Найдите того, кто это сделал, — обессиленно прошептала я. — Вы начальник охраны, так найдите!
— Найти кого? — осторожно спросил Меркулов.
— Вора.
— Люда, оставь нас, — строго сказал он.
— Н-но соболезнования… Простите.
Дверь кабинета хлопнула, и я подняла голову. Глаза застилала пелена слёз. Показывать слабость перед подчинёнными было не в моих правилах, но и сдерживаться сил не осталось.