возмущения, я, не глядя на уже пьющего Глеба и как всегда равнодушного Бориса, встала, чтобы пойти к Никите.

— Не смей уходить, — не сдержала яда мать.

— Я иду к своей семье. Лиза ты останешься здесь или пойдёшь со мной?

— Она посидит с нами, правда, Лиза? — вкрадчиво спросил Глеб, привлекая дочь к себе. — Такая красивая девочка, твой папа, наверное, очень красивый и хороший человек?..

— Мой папа умер, — просто ответила она, поворачиваясь к бабушке.

Глаза Домогарова медленно налились красным. Повернув ко мне лицо, он приподнял бровь и откинул волосы назад:

— Умер, значит?

— Умер, — сделала я ударение и усмехнулась. — Погиб, защищая родину.

— Как печально, — протянул Глеб.

— Наоборот, — осклабилась я. — Он герой. В отличие от некоторых. Прошу меня извинить.

Как во сне я дошла до стола Никиты, за которым собрались какие-то незнакомцы. Сев на пустой стул, откинула голову и вздохнула.

— Поскорей бы домой попасть. Завтра на работу, разгребать оставленные отцом проблемы.

— Проблемы? — удивился Ник, наливая мне вина. Сам же он довольствовался соком.

— Неважно. Это всё рабочие моменты, которые не касаются наших отношений. Надо как-то Лизу оттуда забрать.

Гости за нашим столом усиленно делали вид, что им наша беседа не интересна. Устав, от постоянных подглядываний, я вышла на улицу подышать воздухом.

Сквозь мутно-серое небо с трудом пробирались лучи по-весенне холодного солнца. Голые скелеты деревьев расстилали свои покорёженные морозом ветви над подтаявшими аллеями. В воскресенье город практически вымирал. Кому охота выходить на улицу в небольшой плюс, когда сосульки грозят упасть на голову, или грязно-коричневая каша готова оказаться на твоей одежде, если какой-нибудь неосторожный водитель увеличит скорость? Кутаясь в шарф, я смотрела на одиноких прохожих натянувших шапки с шарфами по самые глаза, и думала над тем, что делать с Лизой и компанией.

Во-первых, мне нужно было ограничить свидания между матерью и дочкой. Не нравилось мне поведение матери. Конечно же, вреда она Лизе не причинит, но остановится ли, если поймёт, что Лиза не будет с ней жить и что дочь она всё-таки моя?

Вздохнув, я шаркнула ногой по голой, влажной брусчатке и обняла себя руками. Я не очень хорошая мать, признаю, но это не повод брать опеку над Лизой себе, тьфу, то есть матери. С тех пор как родилась Лиза я только и делала, что вкалывала, неважно, что именно это было: учёба или работа. Спасибо отцу, который помог с началом карьеры, пустив в свою компанию, хотя мать ему плешь проела за это. Мол, я должна была начинать с низов, чуть ли не дворником, чтобы познать жизнь, а тут отец, поставил менеджером на одно из направлений. Как же, слишком щедрый старт по её мнению.

Как же я ненавижу всё это.

Холод пробирал до костей, заставляя дрожать как осиновый лист. Почти бесшумно открывшаяся позади дверь, выпустила немного теплого воздуха. На плечи легло чьё-то пальто с неуловимо знакомым запахом. Я дёрнулась в сторону, и едва не упала, зацепившись за бортик пустого вазона.

— Спокойно, — хмыкнул Борис. — Ты же не хочешь получить воспаление лёгких?

Запах ментоловых сигарет щекотал ноздри, напоминая об аллергии на одного подонка.

— Не нужно этих широких жестов, — я сняла тёплое пальто и вернула владельцу. — Хоть на поминках меня не трогайте. Или вам двоим жизненно необходимо сводить меня с ума?!

— Почему ты нас ненавидишь? — спросил он, пуская струю дыма вверх.

— А это не очевидно? — я с трудом сдержала нервный смешок.

Хотелось наговорить как можно больше гадостей, уязвить, сделать если не больно, то хотя бы неприятно. Так, чтобы у него остался горький осадок. Но Петрович прав, злить Домогаровых себе дороже. У них куда больше влияния в этом мире, чем у меня, особенно после смерти отца.

— Для меня — нет.

— Значит, и не поймёшь, — пожала я плечами, обходя его.

— Мелания, — меня остановил его намеренно расслабленный голос, в котором всё же проскользнуло напряжение.

Я застыла на месте, не смея сделать шаг. Властный голос Бориса вгонял в ступор с тех пор, как мы познакомились много лет назад. Потом он стал для меня слишком желанным, ну а после истории с Глебом — ненавистным.

От продолжения разговора спас звонок. Боря нахмурился и слишком дёргано вытащил телефон из кармана брюк.

— Да!

Помолчав, он расплылся в довольной, я бы даже сказала, счастливой улыбке и подмигнул мне.

— Бумаги? Хорошо. Как будешь на месте — позвони.

Я сделала шаг, чтобы уйти, скрыться от этого давящего чувства собственной беспомощности.

— Мелания, я не договорил.

— Нам нечего обсуждать.

— О, ты как всегда ошибаешься, — его голос проник под кожу. Волосы на руках встали дыбом. — Нам есть что обсудить, но правила приличия требуют нашего присутствия на банкете. Так что отложим этот разговор на потом.

— Мне нечего с тобой обсуждать! — Я резко развернулась и прикусила губу. Боря нависал надо мной как скала с невыносимо мёртвыми, холодными глазами.

— Ты слишком уязвима, — улыбнулся он и, быстро склонившись, прошептал: — Держись от него подальше. Я никогда вас не приму.

Ноги стали ватными, но я заставила себя сделать шаг вперёд и молча дёрнула дверь. Звуки музыки и смех только прибавили ярости. От всего происходящего меня выворачивало наизнанку.

Я влетела в зал и нашла Никиту.

— Мы уходим.

Пока мама толкала речь, о том, как была счастлива в браке с таким бесподобным человеком, как Сергей Звягинцев, я высматривала Петровича. Хотела попросить его отдать документы уже сегодня, чтобы было с чем идти на собрание. В одиночку решить судьбу целого подразделения мне было не под силу. Конечно, рассказывать акционерам об оружии никто не собирался, но поднять вопрос о целесообразности нового направления я вполне могла. Кроме того, для войны с Домогаровыми мне как воздух нужны были союзники.

— Вы знаете, — мать сделала паузу, бросив мимолётный взгляд в нашу сторону. Будто с другого конца зала она могла меня разглядеть. — Серёжа был очень добрым человеком, он стал моей соломинкой. Помог вернуться к жизни, когда я уже утратила надежду на счастье. Я бесконечно благодарна за эти спокойные, наполненные его любовью годы брака. В нашей жизни были моменты, когда нам приходилось делать выбор, и не всегда тот, который желало сердце, — её глаза снова нашли меня, стоящую в арке, — но жизнь на то и жизнь, чтобы из раза в раз делать выбор и следовать этому пути. Мне будет тебя не хватать, Серёжа, — всхлипнула она, вытирая слёзы с уголков глаз.

Сотни бокалов поднялись над головами. Сияющая как медный чайник мама, с благодарностью принимала соболезнования. Улучив