— Ну-ну. — Оторопь генерала отпустила, но подозрения до конца в душе не унялись. — Разберемся потом с твоим кином. А теперь скажи мне, что ты думаешь об этом чертовом пророчестве.

— Как я понимаю, на две трети оно исполнилось, — спокойно ответил Мурманцев. — Первый царь — Николай II Святой. Снял с себя корону второго марта тысяча девятьсот семнадцатого года. Царь Царей ее не принял — в тот же день произошло явление иконы Божьей Матери «Державная» с короной и скипетром. Знак того, что царский трон опустел временно и блюсти его будет Заступница. Второй царь — Петр IV Отступник, принявший ересь новых жидовствующих. Десятого ноября тысяча девятьсот девяносто девятого года подписал манифест об упразднении престола. Тридцать первого декабря того же года скоропостижно скончался. Его преемник Владимир II не подтвердил манифест и венчался на царство.

— Вот то-то и оно что исполнилось. — Генерал надул щеки и с шумом выдохнул. — Это, конечно, вовсе не означает, что третья часть тоже исполнится. Пути Господни неисповедимы, и не бесноватым знать их. Но тут вот какая штука. Следственной комиссии по делу о книжке Трауба попало в руки одно письмо. Его в тридцать четвертом прислала в редакцию женщина, близко знавшая Распутина. Обратного адреса на письме не было, и найти ее, так уж получилось, тоже не удалось. И, представь себе, говорилось там именно об этом пророчестве. Оказалось, незадолго перед убийством Распутина она слышала от него эти же слова. Но с небольшим дополнением, которого в книге Трауба нет. Он заявил, что перед тем, как третий царь сделает то, что сделает, в мире станут рождаться те, кому обетовано Черное Царство. — Мирский помолчал, шлепая губами, и медленно добавил: — И рождаться они будут не из утробы матери. Да еще и произойдет все это не далее двух сотен лет от времени Распутина.

— А откуда они будут рождаться? — хмыкнул Мурманцев. — Из печек? Из отхожих мест? Из заповедных болот? Или с лун упадут?

— Зря смеешься, — сказал директор тоном, от которого Мурманцеву захотелось выгнуть спину и встопорщить загривок, как обороняющаяся кошка.

— Ну, — продолжал генерал, — теперь мы можем ехать. Бери книгу, пиши расписку и едем.

— Там, куда мы едем, мне расскажут окончание этой истории? — поинтересовался Мурманцев, черкая на бумаге обещание единоличного пользования книжкой, изъятой из оборота.

— Расскажут. А потом и покажут. Если ты не переубедишь их в том, что годишься для дела.

Этих двоих Мурманцев видел впервые — не его уровень. Белой Гвардии генерал-лейтенант Карамышев, член Особого совещания при Главном Штабе, шеф управления Белой Гвардии столичного округа. Невысокий, худощавый, очень подвижный, можно было бы сказать — юркий, если бы это определение не входило в жесткий конфликт с генеральским званием. И второй — секретарь Синодального совета при Патриархии, профессор богословия Православного Свято-Даниловского университета Арзамасцев. Представительный мужчина, широкий в кости, с орлиным взором и лихими казачьими усами.

Встреча происходила на нейтральной территории — в особняке Общества ревнителей освоения ближнего космоса. Место Мурманцева удивило. Ближний космос, то есть девять лун Земли, в сферу компетенции Белой Гвардии не входил. И, насколько он был в курсе последних настроений при дворе, эта тема не числилась в перечне актуальных проблем. Государю же она и вовсе была не близка. Пробные запуски космических аппаратов на Луну-1, Марс, Меркурий и Сатурн были проведены еще в восьмидесятых годах двадцатого века. Ничего, кроме пыли, вакуума и некоторых минералов, не встречающихся на Земле, там не нашли. Однако была окончательно подтверждена геоцентрическая гипотеза. Все луны действительно вращались по математически не просчитываемым орбитам вокруг Земли, а не вокруг солнца. Да и само светило ходило кругом неподвижно подвешенной в пустоте планеты. После катастрофы семнадцатого года Земля стала пупом вселенной. Другой вопрос — насколько велика была эта вселенная, не имеющая звезд, кроме единственной.

Кто из них двоих — Карамышев или Арзамасцев — состоял в членах Общества, Мурманцев не стал гадать. Скорее всего, никто. Но не исключено, что оба.

На входе Мирского и Мурманцева встретил ливрейный лакей Общества и провел на второй этаж, в библиотеку. В утренние часы особняк пустовал, и по пути им не встретилось ни души. В библиотеке их ждали. Директор представил своего пока еще подчиненного и в двух словах обозначил для него служебное положение обоих визави. Карамышев, оглядев его сочувственно и кивнув, предложил садиться. Профессор Арзамасцев бросил на Мурманцева вдумчивый взгляд от стеллажа с книгами, пустил колечко из трубки и ничего не сказал, снова уткнувшись в том старой энциклопедии. Мурманцев понял, что профессору заранее не нравится предстоящий разговор и он предпочитает самоустраниться. Загадочная история набирала обороты, и Мурманцев поймал себя на том, что ему тоже все это не очень-то по душе.

— Итак, господа, начнем, — сказал Карамышев, когда все расселись. Немного помолчав, словно прислушивался к чему-то происходящему в коридоре за дверью, он продолжил: — Сперва я бы хотел спросить вас, подкапитан Мурманцев, каковы мотивы вашего желания служить в действующих частях Гвардии. Ведь вы с отличием окончили ординатуру. Неплохо преподаете. Отзывы о вас самые положительные. Перспективы — немалые. Докторантура, кафедра, исследовательская работа. Чего вы хотите добиться переводом? И почему разведывательный корпус?

— Вопрос не в том, ваше превосходительство, чего я хочу добиться. Это вопрос элементарной последовательности. Я преподаю криптоисторию. Рассказываю курсантам о скрытых механизмах и силах, делающих историю. Истинная наша история прячется за кулисами мира. Провиденциализм охватывает всю ее, но ведь есть и противоположная точка зрения — тех, кто делает ставку на оккультные и антихристианские механизмы. Проще говоря, на князя мира сего. Белая Гвардия глубоко погружена в это закулисье. Я же имею желание перейти от теории к практике. Столкнутся лицом к лицу с криптомеханизмами истории. А разведка дает для этого больше возможностей.

— Любопытная мотивация, — подал голос профессор Арзамасцев. — Позвольте поинтересоваться, молодой человек, отчего вы не постриглись в монахи? Из монастырской кельи вот эти самые, как вы говорите, криптомеханизмы видны более, чем откуда-либо еще. Фактически это центры стратегических военных действий… э… закулисья, в вашей терминологии. Белогвардия же — только наемная сила, действующая по периферии.

— Боюсь, по природе своей я более наемник, чем пустынножительный стратег, — улыбнулся Мурманцев.

Профессор выпустил трубкой еще колечко и снова зарылся в свой волюм. Мурманцев разглядел название — «Энциклопедия нового космоса».

— Ну а с точки зрения конспирологии, которую вы тоже преподаете? — заинтересованно спросил Карамышев. — Не думаю, что вам вообще удастся лицом к лицу столкнуться с механизмами заговора. Со времен Отступника империя обзавелась хорошими противомеханизмами.

— Не считаете же вы, что я именно стремлюсь познакомиться с этой практикой? Однако я полагаю, заговор, как его понимает конспирология, — это всего лишь проявление скрытого метадействия сатанинских сил. И единственный, так сказать идеальный, в платоновском смысле, заговор — это генеральный план этих самых сил по обольщению и низвержению человека. Продолжение все той же истории с яблоком в Раю. Только в масштабе растущего населения Земли, с учетом появляющихся культурных наслоений. — Мурманцев вошел во вкус лекции. — Люди в процессе своей истории выстраивают многоуровневую защиту — традиция, государство, церковь, мораль, семья. Соответственно, духу злобы нужно все это преодолевать, разрушая. Отсюда — все заговоры низшего уровня, с участием самих людей, уже обольщенных и низверженных. Так что речь опять же идет о криптомеханизмах.