даже каменный, и автомобиль новый, шикарный… У Прохора тоже была машина большая, мощная – но «секонд-хэнд». Однако и на ней мы рассекали – будь здоров. Помню, тронулись как-то с места на зеленый свет – а рядом с нами такая шикарная машина, открытый кабриолет алого цвета, а за рулем такая шикарная блондинка! Попробовала она рвануть вперед нас, да Прохор произнес:

– Куда, голубушка, у нас сильнее…

И словно сдуло блондинку!

Пришло время рассказать, на чем держится благополучие орегонской общины. Всего русских в этом штате, как мне сказали – несколько тысяч человек, проживают вокруг столицы штата, города Сейлем, и занимаются в основном фермерством. Используют такое русско-английское словечко: фарма. Ягоду выращивают: клубнику, ежевику. Клубнику я не застал, а ежевику распробовал всячески – и поел, и пособирал… Называют они ее здесь – ажина: кусты – неколючие, а ягода – крупная, почти черная, раза в два больше обычной, дикой, висит большими гроздьями. Ровные ряды кустов тянутся до горизонта, а вдоль рядов передвигаются сборщики: на поясе подвешено пластмассовое ведерко, орудуют двумя руками, притом невероятно ловко – ягода летит, словно черные струи. Наполненные ведерки высыпают в пластмассовые ящики с ячейками, ящики ставятся один в другой, в конце дня приезжает хозяин – и производит расчет наличными с каждым сборщиком. Стопки ящиков подают на грузовик погрузчиком – и отвозят на фабрику в городок Вудбурн. Там на проходной сдают ягоду, получают бумажку – и всё!

Но я и в цех зашел, посмотрел, что с ягодой делают. Двигается по конвейеру, ее промывают, и замораживают – гремит словно камушки, и в таком виде уже идет по всему свету: и на варенье, и на вино, и хоть на что.

На ежевичных плантациях, где я бывал, стоял разноязычный гомон: русский, английский, испанский. В основном испанский – это мексиканские сезонные рабочие. Сначала они идут через Калифорнию, где собирают виноград, а к концу лета добираются и до Орегона. Те мексиканцы, что я видел – невысокого роста, очень ловкие, за ними не угнаться. Начинаем собирать рядом – и через пять минут он уже далеко впереди!.. Вспомнил еще: в конце дня, мексиканка, получив доллары, простонародным бабьим движением сунула их себе в лифчик. Я-то думал, так делают только наши…

А меня с Ольгой наши русские хозяева, конечно, баловали деньгами, давали намного больше, чем мы зарабатывали. Да еще в гости потом приглашали, на ужин… Сами русские на плантации так уж строго-четко не работали, они – хозяева, организаторы процесса. Но если ягоду где-то не успевали убирать, она перезревала, тогда шли все – хозяева, дети, мексиканцы. Тогда и комбайн в поле выезжал, но это – крайний случай, собирает он быстро, но не чисто: обхлопывает кусты, и на транспортер попадает всё – и ягода, и гусеницы, и листья. На комбайне сидят работники, мусор отбрасывают, но за всем не успевают…

Однажды мы с Перфилом на комбайне выехали: он, я, и его дети. Перфил за рулем, а мы все управляемся на площадке: откидываем гусениц, гнилую ягоду, подставляем-убираем ящики. Одна только маленькая Марфа, ухватившись за железный столбик на краю площадки, находится в сторонке, улыбается… Льет дождь, на нее летит ягода, и бог знает что, и белая головка Марфы уже цвета ежевики… Да еще комбайн круто разворачивается!

– Свалится ведь! – кричу я Перфилу.

Он обернется, посмотрит – не свалится…

Трудовая закалка, приобщение к делам взрослых с младых ногтей. Вообще, русские слывут здесь отличными работниками, хозяевами – и уровень жизни у них повыше, чем в целом по округе!

Мотор-хоум Семёна Созонтьевича Фефелова (второй слева), на котором он возил нас на берег Тихого океана.

Любопытно, что хотя и сами они уже американцы, но местных, коренных, англоязычных, называют так: американы. Сами же дома говорят по-русски, носят русскую одежду: косоворотки, сарафаны, платья-талички, подпоясываются староверскими поясами. И все это яркое, с вышивкой.

Живут сами – и дают жить другим. Такой штрих. Сидим как-то возле дома с одним из фермеров, толкуем о том о сем, а по дороге медленно проезжают-проплывают автомобили: длинные, открытые, блестящие – красивые!

– Какие, – говорю, – автомобили!..

– Ну… они люди бедные, им ведь хочется как-то себя показать…

Оказалось, это мексиканские рабочие ехали с плантации.

Что уж говорить о русских?..

Ясность, осмысленность бытия, довольство во всем. Семьи большие, детей – много!

Гавриил Мартюшев со своими детьми.

Потому и никакого беспокойства за судьбу общины, спокойно отпускают детей хоть куда. При мне один парень поступил в элитную академию Вест-Пойнт – все очень гордились…

Дома, земельные участки, автомобили – какие присниться не могли уймонцам в 1980-е годы… При этом – твердая вера. Православные заповеди выполняются неукоснительно.

Орегон, 2013 год.

Надо сказать, тогда, незадолго до моего приезда, несколько дней здесь гостил известный журналист Артем Боровик. Все-все повыспросил, все-все обфотографировал, а в своем «Огоньке» потом – ничего, ни строчки. Формат не тот, не вошли в формат. Помню, что вошло: огромные воздушные змеи на берегу Тихого океана, дамочка с голыми коленками на стадионе в Портленде… Такой формат.

А в Орегоне наши русские живут согласно поговорке: как у Христа за пазухой. Как могли бы жить и в Верхнем Уймоне. Могли бы…

Наслаждение редким в Орегоне снегопадом, – так подписано это фото. Агапия Мартюшева с детьми.

***

Многие орегонские русские начинали свою жизнь в Америке – где бы вы думали? В Нью-Йорке! Я видел фотографии: женщины – в европейских платьях, мужчины – в костюмах и галстуках. Хотя древнюю веру свою не теряли, но, тем не менее, попытались стать «стопроцентными американцами». И дело шло успешно: работали в Нью-Йорке на заводах и фабриках, хорошо зарабатывали, и почти сразу автомашины заимели. Один орегонец рассказывал мне, как выезжали «гонять таксистов» – так он выразился. Погоняться с таксистами вперегонки, поддразнить их – и себя потешить, русскую удаль показать!

Представляете?! Были, оказывается, в начале 1960-х такие русские гонки на авеню и стритах Нью-Йорка! Машин еще не так много, ни пробок ни трафиков – можно разогнаться, «таксистов погонять»…

Но и работали, конечно… Федор Овчинников, например, работал на стройке. Дело это само по себе тяжелое: в дождь, холод, зной, под всеми ветрами. Вот уж где – круглое кати, плоское тащи!