С тех пор османы в горы не лезли, ограничиваясь редкими точечными карательными экспедициями.

А триумфатор Петр Первый развернул обширные реформы.

Чтобы организовать и упорядочить хаотичное существование своего шебутного народа, он создал то, что потомки назвали бы «вертикалью власти». Во главе каждой нахие[29]был поставлен сердар, воевода или байрактар. Видные люди из числа отличившихся в последнюю войну, они объединяли в своих руках военную и гражданскую власть. Подчиняясь только владыке и скупщине, совету племен, эти «представители на местах» ослабили влияние потомственной аристократии, кнезов, часто в угоду своим интересам толкавших страну на разные авантюры.

Был утвержден суд, приняты законы-уложения о земле и частной собственности. Наконец, князь-епископ активно продвигал на селе входивший в широкое распространение в Европе корнеплод – картофель.

Все это было ново для людей. И как с любыми нововведениями, у правителя нашлись и сторонники и противники. До открытого выступления дела не доходили, но многие роптали.

Алексей выслушал эту политинформацию из уст старого Мирко. Списанный по выслуге лет гайдук всегда с интересам относился к разного рода новостям и сплетням. Дед считал ниже своего достоинства обсуждать услышанное с остававшимися в селении бабками и очень обрадовался интересу залетного гостя.

Старик и дольше бы потчевал его рассказами о местных авторитетах и байками о делах давно минувших, но в поле зрения неожиданно появились новые персонажи.

С нижнего конца села к ним шел высокий даже по меркам горцев, немолодой, сухощавый мужчина. Пышные усы не вязались с изрытым оспинами лицом аскета. Одетый в темную горскую куртку, темно-синие шаровары и легкие полусапожки, он бы не выделялся среди оставшихся на излечении в деревне гайдуков, если бы не пара отличительных черт: шелковая красная перевязь на кожаном поясе и ярко начищенная серебряная бляха на шляпе. По пятам за необычным гостем следовала четверка небритых горцев с ружьями за плечами и короткими саблями у пояса.

– Ой-ё! – дедок поперхнулся дымом из раскуренной трубки.

Дело шло к вечеру, и они с Алексом вылезли на августовское солнышко погреться перед прохладной ночью в горах.

– Что такое? – шепотом поинтересовался у пожилого сиделки Потемкин.

Старичок явно был не в себе от увиденного.

– Плохо дело…

– Почему?

Дедок выбивал только закуренную трубку. Видно было, что руки его дрожат.

– Это знаешь, кто к нам пожаловал? Это ж кабадах… Глаза и уши владыки, его карающая длань…

Спецслужба! Да уж, даже в таком крошечном государстве без них никуда. Алекс горько усмехнулся.

– Ко мне, что ль?

Дедок прищурился.

– Сиди тихо. Может, пронесет.

Не пронесло. Человек направился прямо к ним. Четверо охранников держались рядом, воинственно щурясь на каждого жителя селения, выползавшего поглазеть на залетных гостей.

– Кто вы? – кабадах не счел нужным представляться или что-то объяснять.

Потемкин с трудом поднялся на ноги. Разговор с представителем власти сидя мог быть расценен как вызов или неуважение.

– Петр Джанкович.

Кабадах удивился:

– Ты родственник арамбаши? Сын?

– Нет. Брат.

Следующее требование только казалось нелогичным.

– Перекрестись!

Алексей медленно, с достоинством перекрестился.

Видимо, что-то не понравилось пришельцу. Глаза его недобро сощурились, фигура напряглась.

– Нынче у нас неспокойно. Много шпионов, лазутчиков, татей разных. На тебя несколько человек указало, что ты в зиндане сидел в Херцег-Нови? – и прибавил, растягивая слова. – И живым вышел…

От прилившей к лицу крови Потемкина зашатало. Чтобы удержаться, он оперся на плечо старика, все также деловито забивающего трубку свежим самосадом.

– У меня это сидение по всему телу расписано… – сквозь зубы выдохнул юноша. – Показать?

Представитель тайной полиции отрицательно покачал головой.

– Не надо… Здесь это ни к чему… – он положил руку на шелковую повязку на поясе. – Собирайся. Поедешь с нами на дознание в Цетин.

Рядом поднялся с лавки Мирко. В руки старика как чертик из табакерки прыгнули два долгоносых пистолета. Видимо, он прятал их под плащом.

В селе оставались на излечении пятеро или шестеро гайдуков. Трое из них, хромая, уже спешили к дому арамбаши. В соседней мазанке открылась дверь. В проеме, опираясь на костыль, привалился к косяку сосед Ненад. Длинная старинная аркебуза в его руках дымила фитилем. Из-за плетня показались вихрастые головы его сыновей. Судя по звукам, они взводили бойки кремневых ружей.

Четверка охранников тут же скинула расслабленный вид. Кто метнулся к плетню, кто присел, выцеливая подходивших защитников. Один прикрыл спину командира.

Только сам кабадах делал вид, что ничего не происходит.

– Именем владыки… – громко добавил он.

Тут же опустились стволы в руках Мирко и Ненада. Подошедшие гайдуки, чертыхаясь сквозь зубы, тоже попрятали оружие. Оказывается, в этих местах утихомирить народ можно было только словом… Если знать нужное.

Потемкин процедил сквозь зубы.

– Я не дойду…

Он стукнул клюкой о землю.

Кабадах склонил голову:

– Это поправимо… В селении есть мул?

Мул был…

Поездку Алексей перенес на удивление хорошо.

На то, чтобы добраться до Цетина, им понадобилось всего одни сутки. Выехали из Грабичей утром, еще затемно, днем сделали привал в Негушах, вечером уже вошли в столицу. Кабадах и его охранники в этом пешем переходе, казалось, даже не сбили дыхание. Потемкин всю дорогу мерно покачивался в седле мула, глазел на окрестности и старался выработать тактику поведения при допросах. То, что его везут именно на дознание, кабадах не скрывал.

Цетин не поражал воображение. Все те же сложенные из камней и обмазанные глиной дома, низкие крыши, плетни из лозы, такие же забитые сточные канавы, что и в селах, которые они проезжали по дороге. Разве что в середине городка стояла не маленькая часовенка, а вполне приличная церковь. Напротив высилась твердыня цетинского монастыря. Несколько двухэтажных лабазов немногочисленных купцов, да усадьба владыки с толстыми воротами и высокими стенами – вот и все достопримечательности. Да еще в отличие от сел вокруг города шел земляной вал с невысокой крепостной стеной и несколькими башенками.

– Меня отведут к владыке? – задал вертевшийся на языке вопрос Алексей.