Конечно, ему было бы легче, носи она одежду посвободнее. Сэм разозлился на себя, когда через десять минут девушка вышла из ванной. Но тем не менее суть в том и заключалась: если бы ее одежда менее откровенно облегала фигуру, может, он и не оказался бы в столь отчаянном состоянии.

Девушка натянула обрезанные джинсы, открывавшие упругие сметанно-белые ноги. Волосы были мокрые, и с них капала вода на зеленый, цвета леса, топ-сеточку. «Интересно, есть ли у нее лифчик под этим делом?» – спросил он себя. Черт побери, да где ему там уместиться!

– Ну что ж, ты, как всегда, не прав, – сообщила она холодно и мельком поглядела поверх косметички. – Плечи не смогли протиснуться через окно, а бедра проскользнули как по маслу, даже легче. – И Кэтрин удовлетворенно шлепнула себя по округлому объекту их спора.

Сэм расхохотался так, что даже закашлялся. Вот черт! Надо было догадаться, что она непременно попробует пролезть в окно. Эта женщина еще раз подтвердила, какая она обманщица. Он ведь бросил свое замечание насчет бедер только от обиды на то, что она захотела обвести его вокруг пальца, – слабая попытка отплатить за сцену в кафе. Он должен был понять, что его слова она воспримет как личный вызов. Ему чертовски повезло с глазомером, он точнее, чем у нее, иначе она бы уже оказалась в нескольких милях отсюда.

Сэм наблюдал, как она села на поношенное покрывало на кровати и вынула бутылочки лака для ногтей из косметички. Она выстроила их на дешевом ночном столике у кровати, переставляла, как оловянных солдатиков, пока не расположила в порядке, понятном только ей одной. Потом левую щиколотку пристроила на правом колене и принялась засовывать ватные тампоны между пальцами. Глубокомысленно обдумав, выбрала лак из шеренги и посмотрела на Сэма.

– Мак-Кэйд, как ты думаешь, может, мне остановиться на пурпурно-атласном? – Она подняла пузырек и потрясла, показывая ему. – Или на этом, кроваво-красном?

Ну что ж, он поиграет с ней.

– На красном. – Ему этот цвет казался более подходящим.

– Ну ясно, стало быть, я выбираю пурпурно-атласный.

Ох, дурак, мог бы заранее догадаться. Сэм хмыкнул и вынул пистолет из кобуры.

Кэтрин тотчас подняла руки вверх.

– О, я думала, атласный лучше подойдет к цвету моей кожи, но если ты так переживаешь, Сэмуэл, тебе надо было объяснить, и все.

– Очень остроумно, Рыжая, не могу выразить, как мне смешно.

Сэм потянулся за спортивной сумкой, достал ее, порылся, вынул принадлежности для чистки оружия и усердно занялся делом, чтобы как-то отвлечься от Рыжей. Он разобрал пистолет, разложил детали на газете, но ничего не мог с собой поделать: он слышал каждый скрип старых пружин под ней. А когда девушка шепотом выругалась, он перестал с собой бороться и взглянул на нее.

И тут же пожалел.

Пытаясь стереть каплю лака, попавшую на кожу вместо ногтя, она подтянула ногу как можно ближе к себе. Он видел ее длинное белое бедро, на котором она пристроила ступню. Во рту у Сэма пересохло, когда его взору открылась такая провоцирующая картина.

Бахрома обрезанных джинсов касалась бедер, а сметанно-белые груди, прижатые коленом, выпирали холмиками почти у шеи. Сэм увидел, как капля воды соскользнула с волос и покатилась к ключице, а потом ниже, по развилке между грудями. От холодной капли по ее коже побежали мурашки, Сэм даже увидел сосок, который напрягся и острием уперся в сеточку топика. Кэтрин вздрогнула всем телом, но рука осталась твердой и провела ровную полоску кисточкой.

Сэм вдруг вскочил с кровати, от удивления Кэтрин дернулась и расплескала лак.

– Эй, ты! – нахмурилась она и подняла голову, чтобы послать его к черту, но почувствовала, что не может произнести ни слова. Она открыла рот и закрыла. Во рту пересохло, когда она увидела, как он, не сводя с нее глаз, тремя нетерпеливыми движениями расстегнул рубашку. Что это он?..

Сердце Кэтрин гулко забилось, она поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит на его оголенный торс. Это было нечто. Большой. Мускулистый. Без видимых узлов мышц, как у культуристов. Кожа гораздо темнее ее, вроде утреннего тоста, черные, такие же, как на голове, волосы были под мышками и на груди. Они бежали от ключиц до самой талии, по животу, исчезая за поясом низко сидящих брюк.

Она почувствовала, как глаза ее расширились, они становились круглее с каждым шагом, который Сэм делал в ее сторону. В его янтарных глазах было что-то пронзительное и нервное. Когда он потянулся к ней, Кэтрин отпрянула. Но Сэм взмахнул своей белой рубашкой, как парусом, у нее над головой и накрыл ей плечи.

– Тебе холодно, – пробормотал он. И убрал руки. Сэм отвернулся, вытащил из сумки майку, а Кэтрин смотрела, как перекатываются мышцы у него на спине, когда он просовывал голову в вырез.

– Да, я немного озябла, ты, похоже, умеешь читать мысли. – Голос ее был слегка хрипловатым от смущения, и она откашлялась. – Спасибо.

Осторожно засунув в бутылочку с лаком кисточку, она отставила ее в сторону, продела руки в рукава рубашки и медленно закатала их.

Ткань все еще хранила тепло его тела и запах. Впервые за все время с тех пор, как она оставила свою блузку на автобусной станции в Грэйхаунде, Кэтрин почувствовала себя прилично одетой. Она убрала волосы из-под ворота рубашки, незаметно потянулась и понюхала правый рукав, наблюдая за Сэмом, который возвращался к своей кровати. Рубашка пахла мылом и мужчиной. Владелец рубашки, как она заметила, даже не глянул в ее сторону, он взял какую-то деталь пистолета из голубоватой стали и снова принялся за дело. Он чистил оружие. Она потянулась за флаконом с жидкостью для снятия лака, чтобы оттереть замазанный палец.

Боже милостивый, Кэтрин никак не могла понять этого парня. То он угрожал кляпом и наручниками, то снимал с себя рубашку только потому, что ему показалось, будто она замерзла. Кэтрин могла бы назвать это раздвоением личности. А что тогда сказать про себя?

Она в общем-то ничего особенного не делала, бунт всегда был любимым занятием Кейли, как раз то, чего Кэтрин обычно избегала. Однако сейчас она вела себя с такой же безрассудной свободой, которую испытала в ту ночь, когда они с сестрой решили сделать татуировку на заднице, а если этот пример не является прекрасной иллюстрацией того, что здравомыслие не самая заметная черта ее натуры, то тогда она не знает, какой аргумент можно привести.

Даже не будь татуировки, все равно Кэтрин никого да не забыть ту ночь, когда ни по какой другой причине, а только из чувства солидарности Кэтрин, вдруг восстав против материнских нотаций и стонов о том, что Кейли постоянно крадет дешевое вино из-под носа отца, предложила сделать наколку «поцелуй меня в задницу». И словно не высказанный вслух протест против бесконечных материнских предостережений, маленькие красные целующие губы казались очень забавными и к месту. Именно этот случай продемонстрировал, что произойдет, если Кэтрин даст волю своим порывам. На следующее утро, проснувшись с больной головой и саднящей болью в ягодице и «зарубкой» на всю жизнь, она уже не смеялась.