– Ясно…

– Вот так. Черт, этого нам только не хватало… Кстати, он участвовал в соревнованиях?

– Кажется, нет… Нет, точно не участвовал.

– Вот и хорошо, – прозвучал мягкий голос с того конца провода. – Значит, никакой реальной информации у них не будет. Дальше сделаешь вот что: все журналы группы, где упоминается фамилия Обычкова, уничтожишь. На всякий случай. А сейчас заведи совершенно новый, без него. Хорошо?

– Хорошо.

Олег на мгновение представил себе, как станет просить Торшина переговорить с Обычковым, и ему сделалось противно. Вряд ли Славка пойдет на это… Конечно, затронуты интересы школы. Но у Торшина к школе теперь совсем иное отношение.

«Да и только ли в Торшине дело? – подумал Олег. – Разве самому от вранья не гадко?» Рука его снова потянулась к телефону.

– Учитель! – коротко выдохнул он. – Помните, на последнем собрании школы я завел разговор о чистке в группах? Если бы ее удалось провести, мы были бы гарантированы от подобных случаев в будущем.

– Понимаешь, Олег, – тон шинхана сменился, приобрел некую-то плавность, – это попахивает идеализмом и игрой в высокие материи. Ты предлагаешь обескровить группу в то время, когда школе не хватает по-настоящему увлеченных людей. Конечно, мы примем необходимые меры, в каждой из групп будет проведено собрание. И не называя открыто фамилию этого, как его? Бычкова?

– Обычкова…

– Вот именно. Ясно дадим всем понять, что можно, а что нельзя. В конце концов школа и сама может взять на себя функции воспитания и наказания своих учеников.

– Учитель! – Олег сглотнул комок в горле, впервые его мнение шло вразрез с мнением шинхана. – Но такие беседы будут чистой демагогией. Так людей не переделаешь…

– Твое предложение еще хуже, – отрезал тот. – Где гарантия, что мы не ошибемся, отвергая будущего мастера и принимая лицемерного хулигана?

– Но каждый сэнсэй знает своих учеников…

– Человек – явление пластичное, – голос шинхана стал неприятно резким. – Его можно лепить по своему усмотрению. И если у сэнсэя в группе что-то плохо, то в этом не вина школы и не вина ученика. Короче, ты постараешься сегодня же связаться с твоим Торшиным, разобраться с журналами. Потом предупредить группу. И последнее.

В трубке повисла длинная пауза. Олег понял, что шинхан им недоволен. Это рождало ощущение какого-то внутреннего диссонанса и тревоги.

– Я уже предупреждал и тебя и остальных сэнсэев школы. Конечно, сегодняшний звонок был вызван особыми обстоятельствами. Но впредь всю информацию сообщайте мне от восьми до девяти вечера.

– Простите, учитель…

– Позвонишь мне завтра и расскажешь о ходе своего дела. Пока, Олег.

Не слушая более его, шинхан повесил трубку. Короткие гудки настойчиво сверлили ухо.

К семи часам темнота сгустилась настолько, что зимний вечер казался глубокой ночью. Только на улицах, как и обычно, было много людей и автомобилей. С каким-то примятым выражением на лицах люди куда-то торопились. Машины тоже стремились обойти одна другую, мерцая желтыми пунктирами поворотных сигналов, ослепляя мгновенными предупреждающими вспышками дальнего света, в напряжении порыкивали у светофоров. Это была какая-то странная жизнь, сотканная из гонки и мелочной торопливости. Она текла мимо него, почти не касаясь, туманно и отрешенно. Он был вне ее…

Людские лица текли мимо широкой волной, четко очерченные и размазанные, молодые и дряблые, женские крашеные и по-старушечьи бесцветные, вытянутые и округлые, светловолосые и чернявые. Олег смотрел на них и пытался понять, какое чувство они в нем вызывают. Но ему оказалось не по силам разобраться в меняющихся и меняющихся лицах прохожих. Это была река, как одно единое существо.

Олег отвернулся и снова глянул на часы. Было пять минут восьмого. Значит, Маринка опаздывала на пять минут. Это еще ничего.

Рядом находились высокие стеклянные двери, за которыми таилось тепло, свет и музыка. Через эти двери время от времени проходили парни и девчонки в роскошных длинных дубленках и кожаных пальто, в меховых шапках немыслимой пушистости.

Он подумал, что если из всей этой уличной толпы выбрать самых хорошеньких, самых красивых девчонок, что иногда в общей массе выглядят как искорка в ночи, и собрать их вместе, то выйдет некая общая масса, не уродливость и не красота. Рядом друг с другом они будут никакими, их будет не с кем сравнивать, чтобы решить, красивы они или нет…

Прохожие окидывали его взглядами, оценивали его внешность. Олег подумал, что, наверное, должен был бы чувствовать неловкость от своего вида. На потрепанной дубленке уже блестели пятна у карманов, а темная кроличья шапка вряд ли могла служить основанием для самоуверенности. Но ему было все равно. В сознании отошли на задний план тревоги, мало-помалу установилось спокойствие.

Но вдруг Олега словно что-то кольнуло.

«Торшину, – вновь вернулась беспокойная мысль, – ты так и не позвонил. Что, решил дождаться, пока Обычков сам укажет на тебя?… Торшин все равно не станет ввязываться в эту кашу, – отмахнулся Олег, – бесполезно на это надеяться. Да к тому же я в группе Максима без году неделя».

И опять пришло какое-то еще не совсем ясное сомнение: «… Ты взял группу Макса, несмотря на предупреждение Леши. С Самойловым вряд ли стоило напрягать отношения. Этот человек не гнушается никакими средствами. Нужно иметь это в виду… Ладно, переживем как-нибудь Лешины угрозы», – нахмурился Олег, но в то же время подумал, что надо быть поосторожнее.

«А с какой стати, – продолжал он размышлять, – ты с таким презрением думаешь о Леше? Да ты сам теперь такой же точно, как и он! И даже похлеще. Вряд ли Самойлов теперь тебя назовет самым бедным сэнсэем. Две группы, две такие большие группы! И в той, что осталась от Максима, шинхан запретил тебе брать меньше, чем было раньше. Еще неделька – и каждый из тридцати четырех учеников отстегнет тебе по двадцать пять…»

Олег замер, ошарашенный этой новой и неожиданной мыслью. А ведь так и получается в самом деле – чем он лучше Леши? Их последняя беседа после чемпионата по каратэ – просто борьба за наживу?

«Ну и что, – попробовал он защититься перед самим собой, – все остальные сэнсэи давно уже берут такие деньги. И нисколько от этого не страдает кунг-фу. Тем более что все ежемесячно сдают в фонд школы по сотне рублей. Так что не выставляйся со своей показной порядочностью. Ее у тебя на самом-то деле нет».

«А как же школа, его школа, которой столько отдано, – рассуждал он. – Оно конечно, подловатая работенка – шпану натаскивать. Но если взялся, стой до конца. Все-таки убеди Торшина, заставь переговорить с Обычковым, чтобы тот не катил на школу…» «Проклятье! – чуть не вырвалось у Олега. Он чувствовал, как постепенно внутри него назревает буря. – Надоело быть наемным сэнсэем! Брошу к чертям обе группы!»