— Сию минуту, милорд.

Луи поставил графин и бокал на столик около виконта и пошел за несчастным отцом Косгроувом, чьей тяжкой обязанностью было исполнять роли личного исповедника, священника и секретаря виконта, долженствующего записывать под диктовку мемуары его светлости, включавшие повествования о многочисленных романах и любовных связях. Молодой священник едва скрывал шок от такого непотребства, но чем больше он ужасался и возмущался, тем большее удовольствие доставляло виконту подробно излагать детали каждого романа.

Отец Косгроув, разбуженный от глубокого сна в своей маленькой монашеской комнатке под самой крышей, устало надел рясу и спустился к хозяину дома, который приветствовал его словами:

— Приготовьтесь записывать, ворона. Я вспомнил очередную историю, которая так и просится на бумагу.

Молодой священник сел за секретер, заточил перо, опустил в чернильницу и, сдерживая зевки, стал ждать. Бредли решил изложить свои фантазии относительно прелестной леди Серены, фантазии, которым он предавался, когда впервые увидел ее. И поскольку решил сделать очередную пакость, описал этот вымысел как нечто реальное, насочинял как только мог, населив их прекрасными женщинами, сжимавшими друг друга в объятиях, восхищаясь нежной кожей Серены, ее упругими грудями и попкой, гибкими руками и ногами.

Отец Косгроув извивался, мучился, терзался, но честно записывал каждое слово.

Только через два часа настроение виконта немного улучшилось, и к этому времени он так погрузился в мир фантазий, что стал похотливее сатира. Увы, он понимал, что всего на несколько минут превратился в чувственного сладострастного мужчину…

— Идите спать, ворона, — устало бросил он. — И пошлите ко мне Луи. Я тоже готов лечь в постель.

Молодой священник исчез так же быстро и бесшумно, как появился, и Луи помог хозяину.

Но сон пришел к нему не сразу. Он лежал тихо, и когда мозг очистился от злобы, нахлынули воспоминания о том, каким он был в молодости. Честолюбивым, но открытым для любви. И как он любил Аврору! Весьма затейливое имя для горничной, но она для него была воплощением розового рассвета, или так он считал, затерянный в приторно-сладком царстве телячьей любви. По крайней мере они это называли именно телячьей любовью. Ему твердили, что он очень быстро забудет о предмете своей страсти, велели поискать жену в своем кругу, клялись, что он опозорит имя Блэкуотеров. И по какой-то идиотской причине он им поверил. Решился пожертвовать любовью ради семьи, пока не узнал, что они сделали с Авророй. Выбросили ночью на улицу, без единого пенни, без рекомендаций, предоставив самой заботиться о себе. Она могла быть и беременной, этого он не знал. Но понимал, что такое вполне возможно. И хотя он искал ее повсюду, семья, похоже, ухитрилась стереть девушку с лица земли. Можно было подумать, ее никогда не существовало… Если не считать отпечатка, оставленного в его сердце.

Родственнички должны были заплатить. Он позорил семью как мог, в то же время сколачивая состояние самым неблагородным, по их мнению, способом. Но его последняя месть воистину будет сладостной. Ханжи и моралисты клана Блэкуотеров будут вынуждены принять в свое лоно имеющих самую постыдную репутацию невест трех братьев. А после его смерти этот маленький литературный шедевр опубликуют… Это будет скандальный памфлет, который потрясет и возмутит высшее общество. Жаль, что он этого не увидит. Его шансы наблюдать за всем с розового облака на небесах ничтожны.

Бредли криво усмехнулся. Вряд ли можно ясно увидеть покинутый им мир из огненных глубин царства Люцифера.

Наутро Серена, сидя в маленькой гостиной, которую считала своей, обсуждала с кухаркой меню ужина, когда на пороге появился Фланаган.

— Миссис Саттон и мисс Саттон желают знать, дома ли вы, миледи.

— О…

Серена нахмурилась. Она не ожидала, что Саттоны явятся так скоро.

— Да, конечно, Фланаган. Пригласите их. Думаю, миссис Дрейк, мы обо всем договорились.

— Полагаю, что так, леди Серена. Холодные жареные куропатки — самое что ни на есть изысканное блюдо.

Серена неопределенно улыбнулась, помня, что первыми исчезают со столов самые дорогие деликатесы. Встав из-за секретера, она подошла к камину и поворошила кочергой уголья. День выдался облачным, на улице дул холодный ветер, бесцеремонно проникавший через щели в оконных рамах. Нужно будет сказать Фланагану, чтобы заткнули щели еще до начала зимы.

Серена выпрямилась и отложила кочергу. Дверь открылась, и Фланаган впустил посетителей.

— Миссис Саттон… Абигайль, дорогая, как мило с вашей стороны навестить меня. Фланаган, принесите кофе, пожалуйста.

— Сейчас, миледи.

Он вышел, а миссис Саттон с любопытством оглядела комнату.

— Дорогая леди Серена, какая очаровательная обстановка, да и сам дом тоже! — объявила она. — Куда роскошнее, чем наше маленькое жилище на Брутон-стрит.

— Ваш дом просто восхитителен, миссис Саттон, и находится в очень фешенебельном квартале. Пожалуйста, садитесь.

Она показала на диван, а сама устроилась напротив.

— Надеюсь, Абигайль, больше у вас не случалось неприятных приключений?

Абигайль покачала головой:

— О нет. Конечно, нет. Все это было не слишком серьезно. Думаю, было глупо тревожиться. Сегодня утром мы с мамой пошли на Пиккадилли за покупками, и все казалось таким обыденным, что я не смогла понять, почему накануне так испугалась. Но мистер Салливан был таким галантным! Я всегда буду ему благодарна. — Она тихо вздохнула. — Мы с мамой думаем, что мне следует написать ему записку и поблагодарить за доброту. Как по-вашему, леди Серена?

— Если вы с мамой так считаете, конечно… Спасибо, Фланаган… не стоит его разливать, я сама все сделаю.

Серена кивнула дворецкому, который поставил перед ней поднос с кофе.

— К сожалению, он не оставил карточки, и я не знаю его адреса, — пожаловалась Абигайль. — Вы, случайно, не помните, куда ему писать?

— О, у меня точно есть его карточка, — кивнула Серена. Для одинокой женщины было бы странно знать наизусть адрес холостяка, который к тому же ей не родственник. — Сейчас поищу.

Она налила кофе и подала гостям чашки.

— Какие планы у вас на сегодняшний день?

— Видите ли… именно поэтому мы и приехали, — возбужденно затараторила Абигайль. — Хотели попросить вас кое о чем очень важном.

— Абигайль, позволь мне объяснить… и ни к чему трещать как сорока. Что о тебе подумает леди Серена?

Миссис Саттон слегка ударила сложенным веером по колену дочери, и Абигайль мгновенно притихла.

Серена улыбнулась.

— Ну что вы, мэм, какие пустяки. Неудивительно, что Абигайль так взволнована, оказавшись впервые в Лондоне. Ей предстоит столько всего увидеть! Львов на бирже, лондонский Тауэр, Воксхолл и сады Раналей — и это только начало.