Матвей пропустил его умозаключение мимо ушей.

– Слышь, Прохор Акимыч, а кто был у немки в прислужницах? Знаешь?

Тот расцвел от удовольствия. Наконец сосед разговорился, а то молчит и молчит, будто воды в рот набрал.

– Как не знать? Наша, камышинская девица! Имя у ей заковыристое… Лиза… Элиза… запамятовал я! Девка – загляденье! А энта змея порчу на ее навела, чтобы та, значить, всех мужиков отшивала. Кто к ей не подкатывался, всем, значить, от ворот поворот! Ну а потом она вовсе того… пропала. Ни у немки нету, ни дома. А где ж она могёт быть? Ясно, замордовали девку. Насмерть…

– Родственники у нее есть?

– Есть… бабка больная и сестра. Мать у ей померла год или два назад, от сердца.

– А отец где?

Прохор развел руками.

– Может, спился или на заработки куды уехал, да и сгинул.

– Далеко они живут?

– Далече! Тебе-то зачем?

– Повидаться хочу, – усмехнулся Матвей. – Из первых уст басню услышать!

– Выходит, не веришь, – обиделся старик. – Зря тебя мамка Фомой не нарекла! В самый раз было бы.

– Верю, не верю… какая разница? Адрес давай – улица, дом.

Но Прохор не помнил ни названия улицы, ни номера дома, только фамилию: Коржавины.

– Я расскажу, как идтить, – предложил он. И пустился в путаные объяснения.

Матвей переспрашивал, уточнял, чем вывел деда из себя.

– Тьфу на тебя, ей-богу! – вспылил тот и начал сооружать новую самокрутку. – С виду умный, а простых слов не понимаешь.

– Ладно, не злись, – улыбнулся Матвей. – Идем, пропустим по стопочке.

Он угостил старика водкой, яичницей с салом и квашеными помидорами. Тот разомлел, расчувствовался. Ему было жаль, что Матвей уезжает, прощался чуть ли не со слезами на глазах.

– Вдруг не увидимся боле?

Матвей проводил гостя, прибрал в доме, вымыл посуду, сложил сумку – приготовил все на завтра. Первый автобус отправлялся в семь тридцать утра. Не проспать бы!

Он вышел во двор, потом вернулся обратно в горницу, сел… душа была не на месте. Сходить, что ли, на Озерную улицу, навестить Астру? Узнать, все ли в порядке? Хотя… с какой стати? Что с ней может случиться? Она его, пожалуй, на смех поднимет… и поделом.

Карелин все же оделся, запер дверь и пошел прогуляться. Листья шуршали под ногами, смеркалось. Шел он, шел и оказался у того самого дома с флюгером на крыше, про который говорил дед Прохор, – грубо вырезанный из жести флажок указывал направление ветра.

Забор у дома покосился, калитка не закрывалась. Во дворе к Матвею подбежал рыжий пес с обвислыми ушами, на его лай вышла на крыльцо сгорбленная старуха в телогрейке и сером шерстяном платке. Она была глуховата.

Старуха провела его через запущенную веранду с битыми стеклами в сумрачную комнату, где стоял запах дыма и теста.

– Зойка! Зойка! – позвала она, и в дверях появилась тоненькая беленькая девушка лет шестнадцати, в свитере и брюках.

– Бабушка плохо слышит, – объяснила она. – Говорите со мной. Только в школу я все равно ходить не буду! Не заставите!

– А как на это смотрят твои родители? – осторожно прощупывал почву Матвей.

– Я сирота! – девчушка вызывающе задрала острый подбородок. – Отца не помню, а мама… умерла. У нее было больное сердце. Разве вам не сказали?

Ее голосок дрогнул, и Матвею стало неловко. Зря он сюда пришел. Но не отступать же теперь?

– Собственно, я не по поводу школы. Я по поводу твоей старшей сестры.

– Мы в полицию не заявляли! – ощетинилась девушка.

«Раз она приняла меня за сотрудника полиции, пусть так и думает, – решил он. – Там видно будет».

– Другие заявили, – неопределенно выразился он и замолчал, ожидая ее реакции.

По сути дела, он даже не знал, какие вопросы задавать. И вообще, какого черта он явился сюда беспокоить этих людей? Что ему от них нужно?

Он не извинился за непрошенное вторжение и не ушел, а стоял, глядя то на бабку, то на внучку. Старуха напряженно прислушивалась, теребила натруженными руками края фартука. Пауза затягивалась.

– Кто заявил? – не выдержала Зойка. – Баронесса, что ли? Эльза к ней в пожизненное рабство не нанималась! Хотела – работала, не захотела – ушла. У нас свобода, между прочим. Я так и сказала этому Тихону, садовнику!

– К вам приходил Тихон?

– Ну да! Немка его присылала два раза. Где, мол, Эльза? Почему не выходит на работу? Не хочет и не выходит! Не обязана!

– Могу я поговорить с твоей сестрой? – мягко спросил Матвей. – Желательно, чтобы она сама прояснила ситуацию.

– Какую еще ситуацию? Что этой буржуйке от нас надо? – взорвалась девушка. По ее бледному личику пошли красные пятна. – Небось придумала, будто Эльза ее обокрала? Они все так делают. Человек на них работает, спину гнет, а когда приходит время платить деньги, они от жадности удавиться готовы!

– Баронесса задолжала вашей сестре?

Зойка смутилась, отвела светло-голубые глаза. При всей неуклюжести, угловатости и худобе в ней уже угадывалась будущая красавица. Можно догадаться, что и Эльза весьма недурна собой.

– Нет! – с неохотой признала она. – Это я так, от злости. Платила она исправно, сестра не жаловалась.

– Может быть, у Эльзы есть какие-нибудь претензии к бывшей хозяйке?

– Никаких, – слишком поспешно ответила Зойка. – Только пусть оставит нас в покое.

Старуха, как заведенная, кивала головой, будто понимала, о чем идет речь. Ее глаза ничего не выражали, а изуродованные подагрой пальцы перебирали и перебирали края фартука. «Вряд ли она способна соображать здраво, – подумал Матвей. – Выходит, Зойка – пока единственный источник информации. Но что я хочу узнать у нее? Жива ли ее сестра? Судя по всему, нет причин считать ее мертвой. Значит, и Астре ничего не грозит. Я могу с чистой совестью уезжать в Москву».

Но что-то продолжало его удерживать.

– Баронесса каким-либо образом докучает вам?

– Не очень, – пожала тощими плечиками Зойка, и старуха опять кивнула, как бы подтверждая ее слова. – Просто нам надоело, что все лезут в нашу жизнь! То учителя ходят, то Тихон… теперь вы явились… из полиции. Этого еще не хватало! Мы не преступники.

– Конечно, нет, – примирительно улыбнулся Матвей. – Я хочу кое-что уточнить у твоей сестры Эльзы, вот и все.

– Разговор окончен. До свидания! А лучше – прощайте! – Зойка демонстративно отвернулась и скрылась в другой комнате.

Старуха кивнула, повела гостя к выходу, постояла на крыльце, пока он не вышел за калитку.

Уже шагая по улице мимо дома с флюгером, Матвей боковым зрением заметил в окне Зойкино лицо. Она провожала его недобрым взглядом…