— О, ну что вы, — польщенно поклонился венецианец. — Я всего лишь дилетант. Хотя не скрою, мне часто хотелось стать профессионалом.

— Это было прекрасно! — воскликнула итальянка. — Вы могли бы выступать в парижской опере. Казанова невесело улыбнулся.

— Мог бы, но уже поздно. Да и Франция уже изменилась.

— Скажите, а как вы относитесь к тому, что происходит во Франции в последний два года? Вы давно не были здесь?

— Давно. И я нашел эту страну сильно изменившейся. Мне не нравится то, что происходит вокруг. Возможно, кому-то не понравится то, что я сейчас скажу, однако, все во Франции испорчено. Лучшие люди уезжают. Слуги считают себя вправе делать то, что им заблагорассудится. Вокруг царит анархия и произвол. Я разочаровался в этой стране. Я очень сожалею о прекрасной нежной Франции прошлого, которая была полна гармонии, где было приятно жить, где уважали всякого иностранца, не теряя при этом своего достоинства, — Казанова тяжело вздохнул. — Да, достоинство — это то, что при всяких потрясениях теряется в первую очередь. Мне очень жаль, что Франция потеряла свое достоинство. Вы можете превозносить народ сколько угодно, однако, не сомневайтесь в том, что в недалеком будущем он станет самым жестоким тираном, который был только известен до сих пор. Юный студент Франсуа Кольбер вспыльчиво воскликнул:

— Я запрещаю вам так говорить, месье Казанова!

Понимать, что для тебя, действительно, важны твои руки, ноги, тело.

— Да, чертова подагра, — проскрипел Ретиф. Казанова тоскливо махнул рукой.

— А у меня и подагра, и почки болят. Кстати, вы заметили, что я совершенно облысел за последнее время?

— Да? — удивленно спросил Ретиф. — Я как-то не обратил внимания. К тому же, вы все время в парике.

— Да, я сильно постарел. И с каждым днем я ощущаю это все сильнее и сильнее. Порой мне даже трудно разговаривать. Я засыпаю на ходу…

Наконец, дилижанс и его пассажиры преодолели крутой подъем и стали занимать свои места в карете. Однако, Констанция заметила в стороне от дороги под высоким деревом нечто такое, что привлекло ее внимание.

Похоже, кто-то, проезжавший здесь совсем недавно, устроил на этом месте небольшой привал. Здесь лежала пустая бутылка из-под вина, завернутые в бумагу остатки пищи и платок, которым, очевидно, вытирали руки! Констанция развернула его носком туфли. Голос Казановы, раздавшийся за ее спиной, заставил Констанцию вздрогнуть и обернуться.

— Завтрак на траве только что закончился, — сказал венецианец, разглядывая следы привала.

Он даже повернул своей тростью бутылку и прочитал надпись на этикетке.

— Да, и это не были простые люди, — добавил он. — Насколько мне известно, это очень дорогое вино. Констанция смущенно кивнула.

— Да, это так, господин Казанова. — Вы очень догадливы. Итальянец грустно улыбнулся.

— Нет, я просто очень наблюдателен. Но совсем не так, как был прежде. О, где мои молодые годы? Тогда я часто бывал при дворе. Кстати, я вспоминаю, что такое же вино я пил за столом у короля.

Констанция с симпатией взглянула на Казанову. Ей было искренне жаль этого стремительно стареющего, но когда-то блестящего кавалера.

— Знаете, господин Казанова, однажды я видела вас. Тогда я была совсем молода, и даже не знала, кто вы. Но после того, как мне удалось прочитать о вас, я поняла, что могла бы влюбиться в вас.

Казанова с грустью развел руками.

— Очень жаль, что мы встретились слишком поздно. Что ж, кажется, наши спутники заждались нас. Пора возвращаться в карету.

Констанция улыбнулась.

— Если дама удаляется с таким мужчиной, как вы, то им не остается ничего иного, как подумать о любви. Казанова медленно покачал головой.

— Увы, мадам, для меня это уже невозможно. Констанция испытала горечь от этих слов, что на этом разговор закончен. Она медленно зашагала к дилижансу, чувствуя на себе пристальный и сожалеющий взгляд Джакомо Казановы.

Прихрамывая, он последовал за Констанцией и с трудом поднялся по ступенькам маленькой лестницы возле двери кареты.

— Мы отправляемся! — крикнул кучер и стегнул лошадей.

Хотя до следующей остановки ! очтс;

В маленьком городке И-ю.юне ии..о не карета преодолела это расстояние лии пути даже пришлось остановиться, чтобы припуск и 1 мчавшегося на лошади молодого офицера с зажато» в руке бумагой.

Встревожившись, Констанция даже высунулась в окно кареты, чтобы взглянуть на офицера. Прохожие, шагавшие по дороге навстречу дилижансу, испуганно расступались, пропуская бешено мчавшегося коня.

— Пропустите, пропустите! — кричал офицер.

Констанция поняла, что в Париже стало известно о бегстве короля, и конвент срочно рассылает известия об этом по всем направлениям.

— Только бы они не узнали, — прошептала Констанция.

Пока пассажиры дилижанса двигались к эшелону, молодой офицер прибыл в город и, спешившись, бегом направился в революционный комитет, который располагался в здании местного постоялого двора.

— Я майор Курнуойе, у меня срочный приказ от командующего национальной гвардии гражданина ла файетта.

Майора тут же усадили за стол, подали ему еду и питье, но он отказался от еды, приказав найти писца, чтобы продиктовать ему приказ.

Во дворе собралось несколько десятков человек, которые внимательно слушали майора. Развернув бумагу, он громко зачитал приказ:

— «После того, как враги революции похитили короля, предъявитель сего документа уполномочен предупредить об этом всех честных граждан: Отечество в опасности. Приказываю вырвать короля из их рук и вернуть его в распоряжение национального собрания, которое вскоре соберется на экстренное заседание. До этого времени я беру на себя ответственность за настоящий приказ. Данный приказ распространяется на всю королевскую семью. Подпись: ла Файетт».

Наспех выпив воды, офицер продолжил:

— Кроме этого, у меня есть приказ немедленно арестовать карету, запряженную шестеркой лошадей, в которой путешествует король и его семья. Вы все переписали? — обратился он к молодой девушке, сидевшей за грубым деревянным столом с пером и листом бумаги.

Она кивнула.

— Да.

— Добавьте туда следующее: я, майор Курнуойе, из второго батальона национальной гвардии, после шести часов пути из Парижа, остановился в городе Шолоне и прошу гражданина… как зовут председателя революционного комитета?

Из толпы вышел молодой мужчина в сером суконном камзоле.

— Мое имя Габриэль Вале.

— И прошу гражданина Габриэля Вале, — продолжил диктовать майор, — председателя революционного комитета города Шолона, исполнить мои приказы, продиктованные выше, и распространить их в другие мунополитеты до самой границы. После этого он поставил свою подпись на документе, свернул его в трубку и протянул председателю революционного комитета. — Если вы потратите на выполнение моего приказа более минуты, я буду расценивать это как акт измены. Немедленно отправляйтесь в путь.