class="v">Осмеливаясь робкий взгляд поднять,

Я чувствовал такое сотрясенье,

14 Что мнилось мне — из жил бежит душа.

Этот сонет делится на четыре части, следуя четырем предметам, о которых в нем говорится. Так как они были уже рассмотрены, я ограничусь тем, что отмечу начало частей. Я говорю, что вторая часть начинается: «О, сколько раз...»; третья: «Стремился вновь...»; четвертая: «Осмеливаясь...»

XVII. Когда я написал эти три сонета, в которых обращался к моей госпоже, я решил умолкнуть и не говорить больше, ибо они выразили почти полностью мое состояние и мне казалось, что они достаточно свидетельствовали обо мне. Поэтому впредь я буду неизменно воздерживаться от прямых обращений к ней. Мне надлежит овладеть новым повествованием, более благородным, чем предыдущее[64]. И так как о причине нового содержания сладостно слышать, я скажу о ней так кратко, как только смогу.

XVIII. По причине того, что на моем лице многие прочли тайну моего сердца, некие дамы, собравшиеся, чтобы приятно провести время в своем кругу, прекрасно знали мои чувства, тем более что каждая из них присутствовала при многих моих поражениях. Как бы ведомый фортуной, я проходил вблизи, и одна из благородных дам, отличавшаяся веселой и любезной речью, позвала меня. Я приблизился к ним и, увидев, что моей благороднейшей госпожи не было среди них, почувствовал вновь уверенность в себе. Тогда я приветствовал их и спросил, что им угодно. В том обществе было много дам. Некоторые смеялись. Другие смотрели на меня, ожидая, что я скажу. Иные разговаривали между собой. Одна из них, обратив на меня свой взор и назвав меня по имени, произнесла следующие слова: «Какова цель твоей любви, если не можешь выдержать присутствия твоей дамы? Скажи нам, так как цель такой любви должна быть необычной и небывалой». И когда вопрошающая умолкла, не только она, но и все другие дамы ожидали моего ответа, и ожидание это отразилось на их лицах. Тогда я сказал: «О дамы, целью моей любви раньше было приветствие моей госпожи, которая, конечно, вам известна. В приветствии этом заключались все мои желания. Но так как ей угодно было отказать мне в нем, по милости моего владыки Амора, мое блаженство я сосредоточил в том, что не может быть от меня отнято». Тогда дамы начали разговор между собой, и, подобно тому как мы видим иногда ниспадающую с неба, смешанную с прекрасным снегом воду, так, казалось мне, я слышал, как исходили слова их, мешаясь с воздыханиями. И после того, как они некоторое время разговаривали между собой, та дама, что первая обратилась ко мне, произнесла: «Мы просим тебя, чтобы ты сказал нам, где пребывает твое блаженство». Я ответил им лишь следующее: «В словах, восхваляющих мою госпожу». Тогда обратилась ко мне та, что говорила со мной: «Если сказанное тобой — правда, те стихи, которые ты посвящал ей, изъясняя свое душевное состояние, были бы сложены иначе и выражали бы иное»[65]. Тогда, размышляя об этих словах, я удалился почти пристыженный и шел, говоря самому себе: «Если столь велико блаженство в словах, хвалящих мою госпожу, почему иною была моя речь?» Тогда я решил избирать предметом моих речей лишь то, что могло послужить для восхваления благороднейшей дамы. После долгих размышлений мне показалось, что я обратился к слишком высокой теме, для меня непосильной, и не решался приступить к ней. Так я пребывал несколько дней, желая слагать стихи и страшась начать.

XIX. Через некоторое время, когда я проезжал по дороге, вдоль которой протекала быстрая и светлая река[66], меня охватило такое сильное желание слагать стихи, что я принялся думать, как мне следует поступать, и я решил, что говорить о совершенной даме надлежит, обращаясь к дамам во втором лице, и не ко всем дамам, а лишь к тем из них, которые наделены благородством. И тогда мой язык заговорил как бы сам собой и произнес: «Лишь с дамами, что разумом любви владеют»[67]. Эти слова я удержал в памяти с большой радостью, решив воспользоваться ими для начала. Возвратившись в упомянутый город, я размышлял несколько дней, а затем приступил к сочинению канцоны[68] с этим началом, сложенной так, как будет ясно ниже, когда я приступлю к ее делению. Канцона начинается: «Лишь с дамами...»

Лишь с дамами, что разумом любви

Владеют, ныне говорить желаю.

Я сердце этой песней облегчаю.

Как мне восславить имя госпожи?

5 Амор велит: «Хвалений не прерви!»

Увы! я смелостью не обладаю.

Людей влюблять я мог бы — не дерзаю,

Не одолев сомненья рубежи.

Я говорю канцоне: «Расскажи

10 Не столь возвышенно о несравненной,

Чтоб, устрашась, ты сделалась презренной,

Но стиль доступный с глубиной свяжи.

Лишь благородным женщинам и девам

Теперь внимать моей любви напевам!

15 Пред разумом Божественным воззвал

Нежданно ангел: «О Творец Вселенной,

Вот чудо на земле явилось бренной[69];

Сиянием пронзает небосвод

Душа прекрасной. Чтоб не ощущал

20 Неполноты Твой рай без совершенной,

Внемли святым — да узрят взор блаженной»[70].

Лишь Милосердье защитит наш род.

Скажи, Господь: «Настанет скорбный год.

Ее душа с землею разлучится;

25 Там некто утерять ее страшится

Среди несовершенства и невзгод.

В аду он скажет, в царстве злорожденных, —

Я видел упование блаженных»[71].

Ее узреть чертог небесный рад.

30 Ее хвалой хочу я насладиться.

И та, что благородной стать стремится,

Пусть по дорогам следует за ней,

Сердца презренные сжимает хлад.

Все низменное перед ней смутится.

35 И узревший ее преобразится

Или погибнет для грядущих дней.

Достойный видеть — видит все ясней,

В смиренье он обиды забывает.

Ее привет все мысли очищает,

40 Животворит в сиянии огней.

Так милость Бога праведно судила:

Спасется тот, с кем дама говорила.

«Как воссияла эта чистота

И воплотилась в смертное творенье!» —

45 Амор воскликнул в полном изумленье:

«Клянусь, Господь в ней новое явил»[72].

Сравнится с ней жемчужина лишь та,

Чей нежный цвет достоин восхищенья[73].

Она