Человек на экране видимо задумался:

— Да, это ультракороткая волна. Хорошо, она почти полностью соответствует возможностям нашего мощного передатчика… Так вот, могу передать вам радостную новость. Я переговорил с нашими организациями, сделал им доклад о вашем положение и вообще о деле с роботами. Очень рад, что могу сообщить вам о положительных последствиях.

— Согласились? — Радостно прервала его речь Мадлен.

— Да. Начнем опыты. Вам придётся следить и оповещать нас о поведении роботов. Конечно, мы не будем сразу делать что-то основательное. Это бы вызвало подозрения. Мы остановились на том, что начнем с воздействия, направленного на какую-то мелочь. Итак, следите за левой рукой роботов. Ежедневно ровно в двенадцать мы будем делать опыты. Задача такова: ровно в двенадцать ежедневно каждый робот должен поднимать левую руку. Это значить, что наши передачи энергии подавляют собой передачи компании Говерса. Если мы достигнем этого — победа за нами. Хорошо?

— Время нашей связи остается таким же? — Взволнованно спросила Мадлен.

— Да. В половине восьмого каждый вечер, по вашему времени, ну всего хорошего, надо кончать. Желаю успеха. Главное, чтобы рабочие держались, не прекращали забастовки. Передавайте привет, товарищ Тим, вашей газете, которая хорошо организует помощь бастующим.

— А вы и об этом знаете? — Отозвался Тим.

— О, мы многое знаем! Однако, поговорим в другой раз. Ещё раз — всего хорошего. Завтра в двенадцать начинайте следить.

Репродуктор замолчал. Исчез и человек на алюминиевом экране, который всё ещё светился. Мадлен выключила аппарат и повернулась к Тиму:

— Итак, — весело сказала она, — что вы думаете по поводу этого?

Тим вдруг подскочил. Ему не хватало слов, он воспользовался ногами и руками. Рыжий репортер отплясывал какой-то неизвестный, хотя и довольно резвый танец. Было это что-то вроде победных танцев негров или индейцев. Размахивая руками, Тим высоко подпрыгивал и выкрикивал, примерно следующее:

— Эй, гоп, ура! К черту, ура, хелло, наша берёт!

Мадлен не могла сдержать смеха: до того комический был порыв Тима. Наконец она остановила танец:

— Хватит, Тим. Будьте серьёзней!

Тим остановился. Он схватил руку Мадлен и горячо сказал:

— Мадлен, мне не хватает слов. Но если бы я мог сказать то, что хочу сказать уже на протяжении нескольких лет, то я сказал бы, что… что…

Мадлен вопросительно смотрела на него. От этого Тим окончательно растерялся:

— Так я сказал бы, что… Но не смотрите вы так, Мадлен! Я хочу сказать, что… я… вам… нет, вас… Я… матери его бес, что я вас…

Тиму не повезло закончить своих слов… В окно постучали — тревожно и настойчиво. Мадлен, а за ней и Тим, подбежали к окну. Это был Боб Лесли.

— Товарищи, — едва переводя дух, сказал он, — опасность. Томас Бирз осуществляет угрозы. Роботы с полицией заняли все наши помещения. Все члены забастовочного комитета арестованы. Мне удалось бежать. Но я думаю, что они уже разыскивают тебя, Тим. Вас они не тронут, товарищ Мадлен. А ты, Тим, беги. Выходи, я знаю, куда идти. Скорее, скорее. Иначе не уйдем!..

И ВСЕ-ТАКИ — ОНИ ПОДНИМАЮТ РУКИ…

Этот вечер, ночь и последующее утро газеты всей Америки единогласно, как условились, считать временем, когда окончательно выяснилось соотношение сил и намерений обоих лагерей. С одной стороны — всесильная компания Говерса с её роботами, поддержкой от правительства и разъярённым Бирзом, который откровенно сказал: «считаю приемлемыми любые средства, если они на пользу»; с другой стороны — рабочие Нью-Харрис с их разогнанным стачечным комитетом, беззащитные, голодные, которые упорно бастовали дальше и отказывались от всяких переговоров при посредничестве желтой профсоюзной организации.

При оценке положения, — мнения газет, конечно, резко расходились. В то время, как буржуазные газеты, поддерживая компанию Говерса и нынешний уклад, кричали, словно бешеные, о «безумии» рабочих, «преступной» деятельность коммунистов и потребности поставить рабочих на работу «хотя бы с помощью войск», — коммунистические газеты требовали немедленно прекратить насилие со стороны компании Говерса, призывали рабочих Нью-Харрис держаться крепче, призвали весь рабочий класс страны помочь бастующим, собирая средства и объявляя забастовки солидарности по своим предприятиям. Борьба приобретала неслыханные масштабы. Бесспорно, теперь не могло молчать и выжидать правительство. Специальное совещание Конгресса под председательством самого президента признало целесообразным закрыть все коммунистические газеты, которые, мол, «призывали бессознательную часть населения к противоправительственным действиям» и «создавали опасное положение по всей стране». Итак, за два дня коммунистические газеты позакрывали. По улицам появились объявления, а в них губернаторы штатов призвали всех граждан соблюдать покой, запрещали любые выступления и демонстрации, угрожая разгонять их вооруженной силой.

Вследствие этого закрытые газеты начали регулярно ежедневно выходить подпольно, призывая уже к откровенной революционной борьбе и подавая рабочих Нью-Харрис как героев и пионеров революции. Положение все усложнялось. По разным городам Америки вспыхивали забастовки; зарубежные газеты откровенно печатали корреспонденции от своих собственных корреспондентов о том, что революция в Америке уже приблизилась и приобретает форму гражданской войны.

На бирже царила паника. Акции Говерсовской компании упали в течение трех дней на шестьдесят пунктов. Вслед за ними начали падать акции других компаний. Достаточно было того, чтобы телеграф принес сведения о забастовке в любом городе, — и акции компании, которой принадлежали предприятия того города, начинали стремительно падать. Многие дальновидные осторожные дельцы уже переводили свои деньги за границу, помня науку Красной Страны.

Говерс был вне себя. Ибо видел, что роботы не только не дали того эффекта, на который он надеялся, а, наоборот, усложнили положение до предела. Он, возможно, согласился бы даже убрать роботов от станков и бросить всякую мысль о них; но это значило бы полностью сдаться и принять все условия рабочих-забастовщиков. На такое он идти упорно не хотел. Но роботы наносили ему ещё большие убытки. Ведь ни он, ни Томас Бирз никогда не считали целесообразным решительно заменять живых рабочих роботами: железные люди стоили слишком дорого и требовали много дорогой энергии. Говерс, как и Бирз, надеялись, что роботы морально повлияют на забастовку и заставят рабочий класс уступить. Такого не произошло — но поворачивать назад теперь также нельзя. Приходилось, несмотря на убытки, держать и дальше роботов возле станков и разворачивать дальнейшую борьбу против забастовки.

Но как же бороться против врага, если его нельзя разбить на голову… Забастовочный комитет разогнан, большинство его членов арестованы; однако, комитет существует, хотя в нем работает много других людей. Забастовка не прекращается. Арестовать этих — найдутся снова другие. И забастовка, на этом, не кончится…

Томас Бирз получил от компании Говерса неограниченные полномочия; кроме того, он имел категорическое обещание от