Скупо освещенная редкими фонарями тихая улица была пуста. Прошептав коротенькую матерную молитву, Чек включил зажигание и вздрогнул, потому что едва слышное курлыканье стартера показалось ему оглушительным, как удар грома. Когда он выруливал со стоянки, снова пошел дождь и лил не переставая, пока он гнал машину из Медведково к своему дому, без нужды петляя по городу, чтобы избавиться от гипотетического «хвоста».

Войдя в квартиру, Чек, не раздеваясь, рухнул в свое кресло и включил «пентюх». Его все еще трясло, как в лихорадке, пальцы прыгали, и, чтобы успокоиться, он стал играть в нескончаемую тактическую игру, передвигая призрачные бронетанковые соединения и отражая хитроумные атаки несуществующего противника. Обычно, если не было срочной работы, Чек мог развлекаться подобным образом сутки напролет, но сегодня игра его не увлекала — мысли были заняты другим. Проиграв компьютеру четыре сражения подряд, Чек с отвращением оттолкнул клавиатуру, выбрался из-за стола и как был, в мокрой куртке и грязных кроссовках, ничком повалился на кровать. Через минуту он перевернулся на спину и закурил, глядя в потолок и жалея о том, что в доме нет ни капли спиртного.

Через какое-то время ему удалось заснуть, но сон его был тревожным и недолгим. Чек проснулся, едва тьма за окном начала сереть. Чувствуя себя мятым и невыспавшимся, он снял успевшую немного просохнуть куртку, разулся, сходил в ванную, а потом долго сидел на кухне, пил кофе и курил длинными затяжками. Находиться в комнате он не мог: ноутбук в сырой спортивной сумке мозолил ему глаза, напоминая о пережитом накануне ужасе. Чек не сомневался, что находился в шаге от гибели: ребята в масках выглядели людьми, привыкшими сначала стрелять, а уже потом задавать вопросы.

К шести утра ему удалось более или менее успокоиться.

Все хорошо, что хорошо кончается, решил Чек. В конце концов, ему удалось-таки обвести всемогущее разведывательное управление вокруг пальца и уйти с места своего преступления неузнанным и невредимым, унося в кармане дискету с информацией, которая сулила солидную прибыль. Он умылся, побрился, переоделся в сухое, прихватил сумку для продуктов и отправился в расположенный неподалеку круглосуточный супермаркет. По дороге он остановился возле, будки телефона-автомата и, сверившись с записью на клочке бумаги, набрал номер домашнего телефона бывшего майора спецназа ГРУ Аверкина, занимавшего сейчас хорошо оплачиваемую должность во внешнеторговой фирме «Кентавр».

Ему ответил женский голос. Чек вежливо извинился за ранний звонок и попросил пригласить к телефону Николая Андреевича. Собственный голос доносился до него как бы со стороны, глаза резало, словно в них насыпали по пригоршне песка, распухший язык тяжело ворочался в пересохшем рту.

Думать Чек не мог и действовал, как во сне, пункт за пунктом претворяя в жизнь разработанный заранее сценарий. Он даже не обрадовался, когда к телефону подошел Аверкин, который в это время вполне мог бы оказаться в очередной загранкомандировке.

— Николай Андреевич? — сказал Чек. — Извините за беспокойство, но дело не терпит отлагательств. У меня мало времени, поэтому не перебивайте и слушайте. Если вы не хотите широкой огласки некоторых подробностей своей трудовой биографии, вы должны будете уплатить мне сто тысяч долларов в течение трех дней. В противном случае подробности, о которых я упомянул, станут известны вашим зарубежным партнерам.

— Что за черт? — проворчал Аверкин. — Кто говорит? Что за идиотские шутки в шесть часов утра?

— Это не шутки, Николай Андреевич. Это суровая действительность. И она может стать еще суровее, если вы не перестанете сыпать риторическими вопросами и не будете точно выполнять мои инструкции. Вы ведь не хотите потерять свою работу, не правда ли? А вы можете ее потерять, если западные партнеры вашей фирмы узнают, что под видом торгового представителя их периодически навещает… ну, вы сами знаете, кто.

Аверкин задумался на целых тридцать секунд — Чек знал это, потому что все время смотрел на циферблат часов. Он назначил себе крайний предел продолжительности разговора — три минуты, — и не собирался превышать регламент, какой бы оборот ни приняла беседа.

— Это не телефонный разговор, — сказал наконец Аверкин. — И потом, сто тысяч… Вам не кажется, что вы сильно переоценили мои финансовые возможности?

— А вы обратитесь за помощью к руководству фирмы, — посоветовал Чек. Думаю, они согласятся выделить вам требуемую сумму, чтобы избежать огласки, которая приведет к миллионным убыткам. Да, кстати, об огласке. Не вздумайте впутывать в это дело милицию или своих бывших коллег. Если со мной произойдет хоть что-нибудь экстраординарное, весь собранный мной материал будет автоматически вброшен в глобальную сеть Интернета. А материал этот, как вы должны понимать, касается не только вас…

— Послушайте, — перебил его Аверкин, — у нас с вами получается странный разговор. Вам не кажется, что вы несколько голословны?

— Египет, — сказал Чек. — Сирия. Куба. Иран. О Кабуле я уже не говорю. Это далеко не все, но я думаю, с вас хватит и этого. Ждите звонка.

Он с грохотом повесил трубку, поспешно вернулся в машину, съездил в магазин и через сорок минут уже спал мертвым сном, свернувшись калачиком на своей разворошенной постели. Сон его был глубоким и спокойным, как у человека, успешно и до конца выполнившего тяжелую, важную работу.

* * *

Направляясь на работу, Рогозин сделал небольшой крюк и на минуту остановил свой огромный золотистый «бьюик», который друзья и знакомые в шутку называли «бьюриком», напротив офиса службы безопасности.

Обезображенный дверной проем уже оштукатурили, новенькая дверь сияла зеркальным стеклом, в котором отражалась нелепая пятнистая фигура в тяжелом бронежилете и черной маске. Омоновец стоял на крыльце в расслабленной позе, небрежно положив руки на висевший поперек живота короткоствольный автомат, и сквозь прорези маски глазел на девушек, которых здесь, в центре, как всегда, было великое множество. Он покосился на остановившийся напротив длинный, как железнодорожная платформа, роскошный автомобиль Рогозина и равнодушно отвел взгляд, убедившись, видимо, что ожидать нападения со стороны водителя «бьюика» не приходится.

Рогозин немного посверлил этого мордоворота ненавидящим взглядом, но в конце концов пожал плечами и отправился по своим делам. Омоновец был безмозглым инструментом, а кто же обижается на инструмент? Даже прокуратура, санкционировавшая это вторжение, была не более чем слепым орудием в чьих-то умелых, опытных руках. Рогозин не ломал себе голову над тем, кто из его конкурентов все это устроил. Он мог с ходу перечислить не менее полутора десятков названий солидных фирм и имен их владельцев, которые многое отдали бы за то, чтобы устроить Рогозину и его «Эре» хотя бы мелкую пакость. А этот налет на службу безопасности «Эры» являлся не чем иным, как обыкновенной мелкой пакостью, досадной и кратковременной помехой в работе идеально отлаженного механизма. Возможно, это была месть, а может быть, кто-то из взятых в оборот конкурентов пытался таким способом оттянуть свою неизбежную финансовую гибель.