Олег Донец, сидя на ремнях возле центрального иллюминатора, как стрелок-радист в самолете, вел аппарат вдоль склона. Наш спуск напоминал слалом-гигант. Известняковая лестница тянулась бесконечно: прочный пласт – карниз, слабый пласт – выемка или осыпь.

Глубиномер показывал 650 метров, когда известняковые ступени исчезли, скрывшись под шлейфом белого песка, насыпавшегося откуда-то сверху, скорее всего с рифа, словно снег с крыши. Какие породы были под этим песком, я узнать не мог. Склон становился все более пологим, и напоминал мне снежную горку. Донец увеличил скорость аппарата, который быстро заскользил вперед, слегка касаясь грунта.

– Олег, будто на салазках едем! – воскликнул я.

– Точно! Одно удовольствие управлять. Хочешь порулить?

– Конечно, хочу!

– Давай на мое место, а я отдохну немного.

Он встал со своих ремней, вытер пот со лба. Только сейчас я понял, какого напряжения ему стоил подводный слалом. Он проделал спуск с ювелирной точностью – ни одного удара о скалы, хотя мы шли впритирку к склону.

Я занял место Донца на ремнях. «Север-2» довольно медленно реагировал на командный импульс: лишь через шесть-семь секунд 40-тонная громадина начинала двигаться в том направлении, куда ее направляли. Я пробовал переключать скорости, прижимался к грунту, благо ровный пологий склон позволял любые маневры.

Мы плыли больше часа над занесенным песком склоном. Я тщетно выискивал на дне хотя бы один уступ с обнажением коренной породы. Ни одного! Стрелка глубиномера подкрадывалась уже к цифре «1500». Вокруг была белая безжизненная пустыня.

– Может быть, всплывать начнем? – предложил Олег. – Ничего интересного вроде бы нет.

– Еще немного, – упорствовал я.

– Ну, ладно. Давай еще метров сто пройдем в глубину – и наверх. Батареи подсели.

Минут через пять «Север-2» совершил прыжок со второго подводного трамплина и приземлился у подножия уступа на глубине 1580 метров. Я приник к иллюминатору и увидел пласт черной породы, в которой просматривалась тонкая параллельная слоистость. Теперь сомнений не оставалось: передо мной были точно осадочные породы, по-видимому, гемипелагические известняки. Из двух предположений Джорджа Шора – граниты или осадочные породы? – первое можно было отбросить, а второе принять и конкретизировать. Теперь я точно знал, что весь геологиченский разрез банки Сая-де-Малья по крайней мере до глубины 1580 метров представлен известняками: сначала коралловым кавернозным, затем грубослоистым мелководно-морским и, наконец, тонкослоистым глубоководным (гемипелагическим). Поначалу меня несколько смутил черный цвет самой нижней толщи, однако я тут же нашел этому объяснение: порода покрылась коркой окислов марганца, что достаточно часто наблюдалось в разных районах океана на глубинах около полутора тысяч метров.

Я был очень доволен погружением. Мне удалось добыть факты, проливающие свет на геологическую историю громадного подводного хребта – осадочного по своей структуре.

Самое же главное научное открытие было сделано с помощью простого эхолота. Оно заключалось в том, что на вершине банки Сая-де-Малья мы обнаружили затопленные коралловую лагуну и полукольцевой коралловый риф, чего не смогли сделать до нас американцы, видимо, пожалевшие время на детальные промеры.

Ихтиологи тоже были довольны: морозильный трюм был полон отборной рыбы; в бидонах с формалином хранилось немало редких образцов. Общий результат экспедиции был таков: в середине Индийского океана мы обнаружили крупный промысловый район, в котором российские рыбаки могли свободно вести круглогодичный промысел, поскольку почти вся банка Сая-де-Малья располагалась за пределами экономических зон иностранных государств.

Фото 1. Научно-поисковое судно «Ихтиандр»

Фото 2. Виктор Климов за пультом управления подводного аппарата «Север-2»

Фото 3. Спуск подводного обитаемого аппарата «Тинро-2» на воду

Фото 4. В рубке связи с подводным аппаратом

Фото 5. Подводный обитаемый аппарат «Омар» отправляется в погружение

Фото 6. Манипулятор пытается схватить плевротомарию

Фото 7. Стеклянная губка на подводной горе Плейто. Атлантический океан, глубина 1450 м

После завершения работ на банке Сая-де-Малья «Ихтиандр» направился в Порт-Луи, столицу островного государства Маврикий. Нужно было пополнить запасы продовольствия и пресной воды, а экипажу дать отдых на берегу. Время, отведенное на отдых, я решил использовать для изучения подводных ландшафтов острова, чтобы понять, каковы ландшафтные особенности прибрежной зоны вулканического острова, окруженного коралловыми рифами.

Изучение навигационной карты, которую мне любезно предоставил третий штурман, показало, что Маврикий был расположен в пределах южной тропической зоны (на 20°) и окружен коралловыми рифами. Правда в лоции не было сказано, какими именно: окаймляющими или барьерными. Это мне предстояло выяснить самому. При подходе к острову со стороны океана я увидел, что Маврикий – высокий гористый остров. Его максимальная высота достигала почти километра.

Перед увольнением на берег весь личный состав (кроме капитана) был разделен на группы, я был назначен старшим одной из групп. В моей группе было четыре человека, в том числе Илья Рубинштейн, который уже бывал в Порт-Луи и хорошо знал его окрестности. Он предложил поехать в бухту Томбо Бей: искупаться, позагорать, ракушек поискать. Все согласились. С языком проблем не было, местные жители говорили на английском. Мы быстро нашли автобусную остановку и поехали в бухту Томбо Бей.

Вид с высокого берега на бухту Томбо Бей открывался потрясающий. Береговой обрыв (клиф) зарос густой сочной зеленью, среди растений особенно выделялись агавы. Внизу синел океан, голубоватый возле берега и густо-синий вдали. Мы осторожно спустились по узкой тропинке вниз и оказались на песчаном пляже, загроможденном огромными черными глыбами и валунами. Я без особого труда определил тип породы: базальт. Они упали с берегового обрыва, эти глыбы, не выдержав ударов штормовых волн. На пляже волны продолжали свою разрушительную работу, разбивая глыбы на более мелкие обломки и закругляя их грани: получились валуны и галька. Весь этот грубый каменный материал теперь служил естественным гасителем энергии волн, которые дробились, ударившись о камни, на мелкие струи и уходили в песок. «Вот как природа сама позаботилась о защите берега!», – продумал я.