Хоть её этическая теория и была сформирована, Рэнд всё ещё не была уверена насчёт других идей, которые она хотела отразить в книге. Поначалу в своих записях она отмечала, что «может и не затронуть» в романе коммунизм. В начале 1938 г., отвечая на вопрос заинтересованного издателя, она говорила, что роман «в этот раз не политизированный». «Я не хочу прослыть автором одной темы»[86], – добавила Рэнд. «Ни одного русского или коммуниста в книге не появится», – заверяла она его. В то же время Рэнд всегда ощущала связь политики с её пониманием секонд-хендера. В самом деле, разговор с соседкой потряс её именно потому, что в нём прослеживался непростой вопрос: что делало одних людей коллективистами, а других – индивидуалистами? До этого Рэнд не видела разницы, но теперь начала полагать, что основной принцип коллективизма – «мотивация ценностями других в противовес собственной независимости»[87]. Несмотря на её чисто философские намерения, само происхождение книги указывало на возможность проявления в ней политической морали. Тем не менее Рэнд всё ещё не относилась к написанию этой книги однозначно.

Одной из проблем было то, что вне российской действительности Рэнд не была уверена в своей политической позиции. В начале 1930-х гг. она начала расширять горизонты и читать научно-популярную литературу помимо Ницше, и поначалу ей нравились те писатели, которые скептически были настроены к демократии: Г. Л. Менкен, Освальд Шпенглер, Альберт Джей Нок и Хосе Ортега-и-Гассет[88]. Все эти философы едва ли способствовали выводу Рэнд из её одержимости ницшеанским сверхчеловеком. На самом деле они, возможно, только содействовали её формированию понимания Ницше, поскольку сами были под большим влиянием немецкого философа. Менкен считался одним из важнейших американских интерпретаторов Ницше, а идеи последнего сильно повлияли на «Закат Западного мира» Шпенглера и «Восстание масс» Ортеги-и-Гассета, которое, в свою очередь, отразилось в «Мемуарах лишнего человека» Нока. То, что любила читать Рэнд, было ницшеанской комнатой кривых зеркал с общей тематикой: открытый элитизм.

Стало быть, её мнение об американском обществе было одновременно и неопределённым, и пессимистичным. Рэнд сомневалась в том, что Америка с распростёртыми объятиями могла принять её ценности, особенно учитывая популярность коммунизма в Нью-Йорке. В своём дневнике она спрашивала: «Есть ли в капитализме и демократии то, что стоит спасать?» и по-шпенглеровски предполагала, что, возможно, белая раса начала дегенерировать[89]. Каждый раз об американской индивидуалистической экономической системе она отзывалась саркастичными замечаниями в духе «так называемые» или «может быть»[90]. Согласно Рэнд, основной «ошибкой» либеральной демократии было «предоставление всех прав большому количеству людей». Она же писала, что «демократией должны управлять только выдающиеся люди»[91]. Когда она начинала работать над книгой, связь её хвалёного индивидуализма и американского общества была совсем ей не ясна.

Тем не менее в её уме персонажи были чётко выгравированными. Рэнд выстраивала почти что геометрически правильную, элегантную структуру книги. Говард Рорк был для неё идеальным человеком, индивидуалистом и творцом. Прочие основные персонажи были его вариациями. В своих записях она отмечала: «Говард Рорк: человек, который может быть и является собой. Гейл Винанд: человек, который мог бы быть. Питер Китинг: человек, который никогда не смог бы быть и не знает об этом. Эллсворт М. Тухи: человек, который никогда не мог быть и знает это»[92]. Рэнд также создала двух возлюбленных Рорка: Весту Даннинг и Доминик Франкон.

Образы персонажей Рэнд рождались напрямую из её изучения архитектуры, осведомлённости об актуальных событиях и противостоянии американскому либерализму. Чтобы придать Рорку специфичности, она вдохновлялась карьерой первопроходца модернизма Фрэнка Ллойда Райта, авангардным стилем которого она восхищалась. В романе появится множество деталей из жизни Райта, изложенных в его автобиографии, а кроме того, она даст Рорку эксцентричного, ворчливого наставника, прототипом которого послужил учитель Райта Луис Салливан. Персонаж секонд-хендера Питера Китинга был основан на современном посредственном архитекторе Томасе Гастингсе. Прочитав книгу о Гастингсе, Рэнд отметила: «Если взять эту книгу и биографию Райта, то практически и получится моя история»[93].

В романе появились и другие титанические личности того времени. Гейл Винанд был списан с Уильяма Рэндольфа Хёрста, за развитием карьеры которого Рэнд внимательно наблюдала. Особенно её поразили его неудачные попытки стать мэром Нью-Йорка или губернатором того же штата. Он был чрезвычайно влиятельным человеком, но едва ли мог захватить рычаги власти. Рэнд думала, глядя на его двукратное избрание в конгресс и его авторитет как владельца медиаимперии, что это было для него большим унижением. По её мнению, сила Хёрста была химерой. Его власть не принадлежала ему, её мог вверить или отобрать народ, которому он служил. В её романе Винанд будет иллюстрировать этот принцип, недостатки которого контрастируют с независимостью и представительностью Рорка.