litbaza книги онлайнСовременная прозаКомплекс Ромео - Андрей Донцов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 72
Перейти на страницу:

А вот «Возвращение» меня на миг встряхнуло, пробудило от спячки. Вот его бы сыграть в лучшие годы! Студенче—ские годы. Ничего не успели сыграть из—за этой учебы. Почему нельзя сделать актерские курсы полгода, как в Голливуде?

Ну, год хотя бы. Хотели ведь с Васькой ставить Платонова…

Конечно, прежде всего, мне понравилось название. Возвращение.

Когда возвращаешься, и совсем другой. И она другая. Все уже поменялись настолько, что казалось невозможно ничто прежнее. Неужели у нас было бы все так же?

С томиком Платонова я надолго пропадал где—то в подлестничных закоулках театра, сидел на платформах метро по два—три часа под пристальным взглядом милиционеров. Ибо на репетицию еще рано, а в квартиру Иржичеха ехать бессмысленно.

Выданный в театре актерский билет несколько оправдывал мой внешний вид с точки зрения блюстителей порядка.

– «Дали роль», «ему стали доверять», «наши пошли», «сейчас и в театре закрепимся», – шептали друг другу мои сожители по «блатхате» и, с почтением поглядывая на меня, шли дальше лечиться от триппера.

Интересное событие случилось за неделю до показа новичков. Как таковым показом это уже не являлось, а переросло в нечто большее – скорее в заявки на спектакли, ибо в процессе работы было уже понятно, кто остается, а кто нет. И этих «кто нет» активно меняли на других.

9

Там же, в театре, буквально сразу и случилась моя странная любовная история с завлитом – девушкой Лизой, приехавшей в Москву из далекого города Калининграда.

Странная, потому как другой, не странной, учитывая мои душевные терзания, быть и не могла.

Видимо, определенный успех «Потудани» перевел меня из состояния нокаута в легкий нокдаун, в котором возможны и вразумительная речь, и эрекция.

Звали ее в театре Луиза—Ниже—Пояса. Поговорка «а мне ниже пояса» была ее любимой. Ну, ниже так ниже, так и приклеилось.

Ей было двадцать семь лет, и в театре она появилась благодаря серьезному протеже по лесбийской линии. Как и большинство лесбиянок, она до конца не понимала, как она в эту линию попала – то ли под воздействием авторитетных подруг, то ли из—за того, что мужика нормального не нашлось. То есть позывы к некой мультигендерности в душе ее концентрировались давно, и по всем раскладам чувства должны были найти выход к артисту, лучше новенькому, в бессмысленности театрального бардака не разобравшемуся.

Подобно многим лесбиянкам, она писала стихи. Так же, как среди голубых популярно пение. Причем пение не только эстрадное, с целью продвижения по карьерной лестнице к поп—олимпу, но и в тихом домашнем варианте при свечках они затягивают средневековые баллады про каких—то «сэров, пустившихся в поход во славу королю». И в его же славу, видимо, в том походе и «опустившихся». Что—то в этом есть – «опуститься во славу королю».

Поэзия Лизы долго искала потенциального читателя. Не с первого раза открываются тайны, а с тысячного рубля. Нужна была жертва, лишенная защитной ауры цинизма, растерянная и красивая. Да, это был я, мать его так.

Слоняющийся часами по театру, присутствующий на утомительных читках, пробах, этюдах с печально—отрешенным и умным лицом, гоняющий в голове одну—две—три незатейливых мысли, а именно: «Кто я? Зачем я здесь? Неужели мне заплатят за все это?» – я попал под обильный и шумный слив из бензобака ее эротически—поэтических переживаний.

Сначала я находил в своих карманах записки и поэтические вирши. Даже не придавая этому, как и всему со мной происходящему, никакого значения, я скоро обнаружил, что являюсь не только неблагодарным читателем, но и гордым, заносчивым, самовлюбленным, но тем не менее прекрасным и желанным героем всей этой шняги.

Затем я был пойман в гримерке во время подготовки к роли печального пирата в спектакле по Стивенсону, злобного, но смирившегося с неизбежной гибелью судна и скорым повешением всего экипажа.

– Вы не хотите прийти на небольшой праздник, на домашний праздник по случаю… по поводу… – она зарделась, как пунцовая комета, – принятия в печать моей книги стихов…

«Вот пиздеж», – подумал я с тоской…

Лиза была девушкой крупной, но не толстой, даже, в общем—то, и не полной, а с широкой, как говаривал мой дед, костью. Она бороздила театральное пространство с бледно—болезненным, как положено поэтессе, лицом, облаченная всегда в черные одежды, с незатейливым конским хвостом на голове и какой—то повсеместно «несвежей», не очень вымытой и опрятной. Может, на этой почве взаимной «немытости» и «несвежести» и произошел у нее бзик в мою сторону?

Сидеть в театре по четыре—шесть—двенадцать часов, добавить еще пару – какая, в сущности, разница? Мне проще было согласиться на небольшую вечеринку, чем отказать этой поэтической фурии. У меня тогда еще сохранялась слепая надежда, что не мне одному рассовывались поэтические цитаты по карманам. Квартира на Октябрьском поле меня не манила своим уютом, а матрац, на котором я спал, не радовал свежестью и белизной постельного белья.

Я понял, что это подстава, когда вошел в комнату, слабо освещенную свечами, и услышал:

– Не превозмочь и не отдаться,

Не попытаться не уйти,

Со мною ты решил остаться?

Мне не нужно твое «прости».

Это четверостишие, Александр, посвящено тебе, как и все те, что ты находил в своих карманах. Они были от меня…

– Спасибо, конечно…

– Хочешь еще?

Вопрос был чисто риторический, и времени вежливо отказаться мне не дали.

Буквально через секунду следующей фразой я словно получил по физиономии:

– Ты презираешь, горький и надменный, мою пропитанную сладкой негой плоть.

– Это вопрос? – спросил я.

– Не перебивай, – быстро шепнула она и резко запрыгнула обратно на облюбованного жеребца сладко—молитвенно—шипящей интонации.

10

Все шло к моему психологическому поражению в этой гротескной схватке с природой: мрак, свечи, поэзия… Я и не понял, как у меня появилась эрекция. Я подошел к ней, расстегнул ширинку и приставил член к самым губам.

Глаза ее наполнились одновременно ужасом и диким восторгом, но она продолжала декламировать уже совсем с загробно—молитвенной интонацией:

– Презрением обдашь, герой бескрылый,

Не подойдешь и не пома… ни…

На гласной «а» я сжал большим и указательным пальцами ее щеки и, открыв ее рот, резко и глубоко вставил.

Она пыталась плеваться набором согласных звуков, но другой рукой я взял ее за затылок, и процесс приобрел нужный ритм и пластику.

К счастью, девственницей она не была – уже через минуту стала причмокивать, пытаться шевелить языком и создавать во рту некое вакуумное разнообразие.

Я взялся обеими руками за ее крепкие, неестественно красные уши и приступил к делу зло и интенсивно.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 72
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?