К моему большому сожалению, за нами приехал водитель на «Мини-Купере». Мы с Ридом еле-еле смогли разместиться на заднем сиденье. Он что-то ворчал себе под нос, пока мы пытались усесться. Ему было некуда девать свои длинные ноги. А стиль вождения таксиста оказался очень непредсказуемым. Резкий поворот вправо, резкий поворот влево, я постоянно заваливалась на Рида и старалась не думать о том, как на эти заваливания реагировало мое тело.

Я спросила водителя:

– Не могли бы вы остановиться у «Волмарта»? Обещаю, я быстро.

И снова Рид не стал скрывать свое раздражение.

– Что тебе нужно в «Волмарте»?

– Кое-какие средства личной гигиены, купальный костюм и немного печенья, чтобы перекусить в номере.

Его глаза округлились.

– Купальный костюм?

– Да. В отеле есть бассейн с подогревом, – я улыбнулась.

– Что ты выдумываешь? Ты не на каникулах. Может быть, мы еще пойдем на ужин в «Чак и Чиз»?

Иногда он вел себя так отвратительно и высокомерно.

– Вы, вероятно, не в курсе, но людям иногда нравится плавать. Это позволяет отлично отдохнуть и расслабиться после напряженного дня. В городе мне редко удается поплавать в бассейне. Поэтому можете не сомневаться, я воспользуюсь услугами этого отеля на полную катушку и отобью каждый потраченный доллар. Ваш доллар. – Я замолчала и, лишь выходя из машины, спросила: – Вам что-то нужно купить?

– Нет.

– Вернусь через пять минут, – сказала я, прежде чем захлопнуть дверь.

Вернувшись через пятнадцать минут, я увидела, что Рид дико рассержен.

– Прошло больше пяти минут.

– Прошу меня извинить. Мужчина, который стоял передо мной в очереди, начал спорить с кассиром о цене кусачек.

– Ты серьезно?

– При всем желании я не могла вернуться быстрее.

Рид вздохнул демонстративно тяжело. Несмотря на злость, он оставался чертовски привлекательным. Иногда мне казалось, что он сейчас даже привлекательнее, чем когда не сердится. Сегодня он был одет менее официально – небесно-голубая футболка-поло, плотно облегавшая широкие плечи, и брюки цвета хаки. Он выглядел чертовски сексуально.

Я открыла сумку с покупками и вынула оттуда пакетик с конфетами. Открыв его, я достала клубничную карамельку и протянула Риду.

– Конфетку?

Он усмехнулся, похоже, наконец-то смирившись со случившимся. К моему удивлению, вместо того, чтобы снова издеваться надо мной, он взял у меня конфетку и принялся ее есть. Когда я увидела, как его зубы впиваются в конфету, мне показалось, что еще немного, и я почувствую, как они вгрызаются в мою плоть. Я поежилась. Расправившись с конфетой, он молча протянул руку за второй. Впервые я увидела другого Рида, запрятанного где-то очень глубоко, и ощутила надежду все-таки с ним сработаться.

Наконец «Мини-Купер» остановился у входа в «Холидей Инн».

Рид пошел получать ключи и, расплачиваясь, выронил из рук бумажник. Он упал на мраморный пол, и из него вылетело то самое фото с помолвки, которое я видела на страничке Рида в «Фейсбуке».

О господи. Он все еще носит с собой ее фотографию.

Но зачем?

Впервые за все время нашего с ним знакомства я осознала, что он – тот самый человек, который когда-то написал ту самую записку на голубой бумаге. Может быть, он и не изменился настолько сильно? Может быть, он просто делает вид, что изменился.

Мне нужно было это выяснить, но ненавязчиво, чтобы Рид не заподозрил, будто я что-то знаю.

Наклонившись, чтобы поднять бумажник и фотографию, я прикинулась дурочкой и, отдавая их Риду, спросила:

– Кто эта женщина?

– Никто.

Мое сердце колотилось, когда мы шли к лифту. В тишине мы поднялись на наш этаж.

Он проводил меня до моего номера. С его номером нас разделяли три двери.

Как это понимать? Он хочет, чтобы я поверила, будто он носит в бумажнике фотографию человека, ничего для него не значащего? Он думает, у него получится?

Я так воодушевилась подвернувшейся возможностью разгадать головоломку под названием «Рид Иствуд», что решила не отступать.

– Я вам не верю.

– Что, простите?

Слова вырвались сами собой.

– Однажды я зашла на вашу страничку в «Фейсбуке». Там было фото с вашей помолвки – это же фото выпало из вашего бумажника. Ее зовут Эллисон. Знаю, что лезу не в свое дело, но вы только что мне солгали.

О черт.

Что я несу?

– Что? – прорычал он.

– Прошу прощения. Не будете же вы утверждать, что сами никогда так не делали… не заходили на чужие страницы.

– Нет. Никогда так не делал. У меня нет такой привычки – лазить по чужим страницам. В отличие от некоторых.

Мне было очень страшно задавать следующий вопрос, но я это сделала.

– Что с ней случилось?

Он проигнорировал мой вопрос.

– Это уже слишком.

– Я часто думала о том, что, может быть, из-за нее вы стали таким.

– Прошу прощения? Каким таким?

– Закрытым и злым. На этой фотографии вы кажетесь таким счастливым.

Я хотела рассказать и о найденной записке на голубой бумаге. Но я и так уже сказала много лишнего.

– Шарлотта, ты переступаешь линию, за которой начинается очень опасная территория.

Несмотря на такие резкие слова, мне казалось, что, если я поделюсь с ним своей историей о разбитом сердце, может быть, и он раскроется мне.

– Я… я не знаю, что произошло между вами… но я знаю, как это больно, когда предает близкий человек – или тот, кто казался близким. Может быть, если вы поделитесь своей историей, вам станет легче?

В длинном коридоре зазвучало эхо его голоса.

– Единственный человек, который причиняет мне дискомфорт, – это ты. С тех пор, как ты появилась в моей жизни, от тебя одни неприятности.

Он зажмурился, будто пожалел о только что сказанных словах. Но было слишком поздно. Слово не воробей. И хотя я чувствовала некоторую неловкость за то, как настойчиво лезла в его жизнь, такое обращение с его стороны было неприемлемо. Я не собиралась с ним мириться.

Да гори оно все синим пламенем.

– С меня хватит. Я не потерплю такого обращения. До конца вечера вы меня не увидите. Утром можем встретиться на завтраке. Здесь предлагают континентальный завтрак с семи утра. Не переживайте, он включен в стоимость проживания.

Я чувствовала, что вот-вот заплачу, но старалась сдерживаться. Я не предоставлю ему такой радости – видеть, как глубоко меня ранят его слова.