Накинув халат, я поплелась в кухню, на ходу пытаясь окончательно проснуться.

Матвей в спортивных брюках и фартуке действительно жарил блины сразу на двух сковородках. На тарелке рядом с плитой уже высилась приличная стопка.

— Ну и куда столько? — поинтересовалась я, чмокая мужа в плечо.

— Часть сейчас съедим, а из оставшегося пирог сделаю.

— Пирог?

— Ну да — блинный. Три начинки, сверху тесто слоеное, — ловко наливая очередную порцию на сковороду, отозвался Матвей.

— Ты заставляешь меня испытывать угрызения совести.

— С чего вдруг? Ты пока единственный кормилец в семье, — улыбнулся Матвей, возвращая сковородку на плиту. — А я пока в роли домохозяйки, все честно.

— Фу, ну не говори ты этих пошлостей, а? — поморщилась я, садясь за стол. — Какая разница, кто зарабатывает?

— Да никакой, конечно. Я просто люблю готовить и умею это лучше тебя, что тут ужасного? Мне вообще не сложно, а заняться все равно сегодня нечем. Думал, что на кафедру поеду, а там что-то изменилось, перенесли собеседование.

— Перенесли? — насторожилась я.

— Да, говорю же — там какое-то мероприятие сегодня, назначили на завтра, в два часа дня.

— Матвей, ты на самом деле считаешь, что это хорошая идея — уйти в преподавание? — осторожно спросила я, помня, как болезненно Матвей реагирует на любые вопросы, касающиеся его дальнейшего будущего.

— Деля, у меня нет выбора, к сожалению. Встать к столу я не могу, просто права не имею, сил в себе не чувствую. А просиживать диван дома, сама понимаешь, я не собираюсь. Чем плоха преподавательская деятельность?

— Да ничем. Но я просто не понимаю, почему ты не хочешь повторить курс реабилитации и заниматься тем, что ты умеешь лучше всего? Ведь последствий ранения объективно никаких. Рука твоя в порядке, это тебе и на медкомиссии сказали, — настаивала я. — Проблема, мне кажется, скорее надуманная — нет? Может быть, тебе с психологом поработать? Это ведь посттравматический синдром.

— Чувствую, нового специалиста на место Евгения Михайловича ты нашла, а теперь мечтаешь проверить его в деле, да? — выставляя на стол масло, сметану и варенье, засмеялся Матвей.

— Ну, и это тоже, — не стала отпираться я, придвигая к себе чашку для кофе. — Но согласись, Матвей, что моя идея не так уж плоха? Что ты потеряешь, если встретишься с ним?

Он сел напротив меня, молча плюхнул себе в тарелку пару ложек сметаны, свернул блин и долго смотрел на него, словно вспоминая, зачем вообще взял его в руку.

Я тоже молчала, зная, что уже достигла той черты, перешагивать которую не стоит. Мажаров никогда не выносил давления, а в вопросах, касавшихся его выбора, особенно, поэтому теперь, сказав все, что хотела, я могу только ждать, какое решение он примет.

— Давай сделаем так, — произнес наконец Матвей, положив блин в тарелку. — Я схожу к твоему психологу, но решения своего не изменю, что бы он мне ни сказал. Я отдаю себе отчет в том, что собираюсь сделать, и вряд ли советы человека, совершенно меня не знающего, могут это как-то изменить. Но ты права — мне нужно проговорить свое решение вслух еще раз.

Я еле заметно перевела дыхание — мне на долю секунды показалось, что Матвей рассердился на меня за попытку подтолкнуть его к чему-то.

На самом деле я подобного даже в мыслях не держала, просто хотела лишний раз удостовериться, что муж понимает, на что идет и от чего отказывается.

Я помнила собственное растерянное состояние, когда после ранения в шею не могла войти в операционную и занималась исключительно административной работой и консультациями.

Да мне ночами снился стол, ощущение скальпеля, ложащегося в руку, я почти физически ощущала во сне, как накладываю швы и проверяю степень натяжения нити.

Это очень тяжело — будучи оперирующим хирургом, вдруг оказаться за письменным столом вместо операционного. И только потому, что я сама прошла через это, теперь меня так беспокоило состояние Матвея.

— Хорошо, я поговорю с психологом и спрошу, когда бы он смог тебя принять. Кстати, у меня сегодня консультация, Васильков попросил, а я вот сейчас подумала — а ты не поможешь?

Матвей внимательно посмотрел мне в глаза:

— Деля, мы с тобой обсуждали тему благотворительности?

— С ума сошел? — возмутилась я. — Мне на самом деле не помешает еще одно мнение. Там какая-то странная ситуация, потому дядя Слава меня и привлек, это какие-то его знакомые, что ли. И речь там идет чуть ли не о кардинальных переменах во внешности, которые произойдут после ряда вмешательств. И потому заключение третьего хирурга будет весьма кстати — так почему я не могу просить тебя об этом? Чтобы ты, не дай бог, не решил, что я пытаюсь тебе как-то помочь против твоей воли?

Рука Матвея легла на мою и сжала.

Я же почему-то испытала такое раздражение, что удивилась — как можно чувствовать подобное по отношению к человеку, с которым живешь?

— Деля, прости, я действительно перегнул, — примирительно проговорил Матвей, сжимая мою руку. — Конечно, если тебе нужно мое мнение, я поеду с тобой в клинику.

— То есть я теперь не должна расценивать это как благотворительность? Ты заботишься только о своем достоинстве и гордости? — ну вот что я несу, зачем? Но, как известно, слово — не воробей.

— Ты хочешь об этом сейчас поговорить? — бросив взгляд на настенные часы, уточнил Матвей. — Или можем продолжить ссору после того, как осмотрим клиентку?

Чтобы не наговорить еще чего-то ненужного, я молча высвободила руку из пальцев мужа и ушла в ванную.

Прохладная вода, ударившая тугой струей по плечам и спине, вернула меня в чувство.

Почему я никак не могу отвыкнуть состязаться с Матвеем во всем, даже в мелочах? Почему мне так важно оставить за собой последнее слово? Разве это не самый верный путь к краху?

Когда та же Оксанка рассказывала мне о проблемах в семейной жизни, я легко раздавала советы вроде «умей вовремя закрыть рот», «не старайся стать выше мужа», «не унижай его» и тому подобное. Оказывается, советовать куда легче, чем следовать советам самой…

К тому моменту, когда я, уже накрашенная и уложившая волосы, вышла из ванной, Матвей успел собраться и теперь просматривал какие-то записи в ежедневнике.

Я подошла вплотную, уткнулась лбом в его плечо и пробормотала:

— Прости, а? Не с той ноги, что ли, встала…

— Сочувствую бывшим коллегам, — улыбнулся Матвей, захлопывая коричневую кожаную книжку. — Ты готова?

— Да. На моей машине поедем?

— Нет, на двух. Мне потом нужно на чем-то в город вернуться, не буду же я тебя до вечера в клинике ждать.

Я об этом совсем забыла.

Раньше, до ранения, когда мы уже жили вместе, но еще не поженились, мы часто ездили в клинику на одной машине, считая, что гонять две нет смысла — даже если один из нас дежурил, второй мог свободно уехать домой, а на следующий день мы уже возвращались вместе. Теперь все будет иначе, и мне нужно как-то к этому привыкнуть.