– И что нам делать?

– А что бы ты хотел сделать?

– Так и будем здесь сидеть?

– Если только ты по какой-то причине не захочешь их остановить, – ответил Алессандро.

– Они нас даже не увидят.

– И что? Мы-то их видим.

– Мы будем в темноте. Они проедут мимо.

– И что в этом плохого?

– Не знаю. Получится, что нас не существует, что мы словно умерли.

Алессандро кивнул.

– Я бы выбежал на дорогу и помахал им руками.

– Имеешь право, если тебе так хочется.

– Мне не хочется быть парой глаз в темноте.

– Честно говоря, не понимаю, в чем проблема. – Алессандро пожал плечами. – Скажи мне, минутой раньше Рим и луна сверкали меньшим великолепием из-за того, что ты не мог выбежать на дорогу и помахать им руками?

Николо уже смирился с тем, что им придется наблюдать за проезжающей колонной из темноты.

– Нет. Великолепия у них не убавилось.

– Если на то пошло, – продолжал Алессандро, – расстояние – наше преимущество. Меня это вполне устраивает: наблюдать за колонной из темноты. Пусть проезжают. Наоборот, да простит меня Бог, они проедут, а мы останемся, увидев все, что у них есть.

* * *

Ветер уже доносил до них отдельные слова и строки песни, которые обрывались, как разговор по неисправной телефонной линии, но с приближением грузовика с оркестром и всей колонны музыка стала связной, разрывы исчезли. Оркестранты, игравшие на старых инструментах, мало репетировали, зато выпили несколько больше, чем следовало. Каждый полагал себя виртуозом и выводил свою партию без оглядки на остальных. И хотя дирижер энергично и при этом элегантно размахивал руками, значения этих жестов он так и не удосужился уяснить, и если даже сам он что-то и понимал, то его оркестранты – нет.

Однако музыка завораживала благодаря случайной гармонии, вдруг возникающей в общем диссонансе. Кларнет и металлофон, сами того не ведая, на мгновение или два составляли дуэт, который пристыдил бы оркестрантов Ла Скалы, но потом шли каждый своим путем. Тем не менее все эти звуки, усиленные горным эхом и зачастую несочетающиеся, завораживали старика, который знал, что такие духовые оркестры с незапамятных времен играли на площадях сельских городков при большом скоплении народа.

На скамьях, временно поставленных в кузовы грузовиков, которые обычно использовались для перевозки сена, сидели десятки уставших фермеров и их жены. Один грузовик тянул за собой прицеп, набитый инвентарем, сверкающим в лунном свете. Когда колонна проезжала мимо Алессандро с Николо, сидевших на плоской вершине холма, они увидели человека, который встал, уцепившись за борт.

– Утром ты поднимешь меня вовремя, Бернардо, или пойдешь домой, сукин ты сын.

– Что я могу? – донесся ответ с другого грузовика. – Полная луна сбивает счет времени.

– Эй, что это? – спросил первый мужчина, указывая на плоскую вершину, где сидели залитые лунным светом Алессандро Джулиани и Николо Самбукка. Слово передавалось от грузовика к грузовику, колонна остановилась, оркестр перестал играть. Слышалось только урчание дизельных двигателей.

– Что бы они ни говорили, не отвечай, – шепнул Алессандро Николо, едва шевеля губами. – И не двигайся.

– Почему? Зачем? – запротестовал Николо.

– Чтобы обогатить их фольклор.

– Вы сумасшедший!

– Заткнись.

– Привет! – крикнул кто-то с грузовика. – Мы вас приветствуем.

Когда ответа не последовало, все сгрудились у бортов с одной стороны, и грузовики накренились.

На несколько мгновений фермеры и их жены застыли, как и те двое, что вызвали их неподдельный интерес. Один из мужчин спрыгнул на землю и взобрался на вершину. К Алессандро и Николо он приближался с большей опаской, чем к злому быку. И хотя казалось, что на шаг вперед он делает два назад, каким-то образом он оказался от них всего в пяти шагах.

– Чего вам надо? – спросил он с таким видом, будто они чем-то оскорбили его.

Поскольку ни Алессандро, ни Николо ничего от них не хотели, оставить этот вопрос без ответа не составило труда.

Фермер какое-то время смотрел на них, бормоча что-то себе под нос, потом убежал. Спустившись на дорогу, поделился увиденным:

– Там старик, одетый по-городскому, и юноша. Они ничего не говорят! Точно окаменели!

Народ загудел.

– Направьте на них свет! – крикнул кто-то.

Один грузовик начал разворачиваться, чтобы осветить фарами две загадочные фигуры. Они смотрели на свет, по-прежнему не шевелясь.

– Видите! Я вам говорил! Говорил, так? Все, как я говорил.

– Эй, вы! – крикнул кто-то. – Кто вы? Вы призраки или кто?

Одна женщина заголосила. Скоро к ней присоединились и другие. Грузовик, развернувшийся поперек шоссе, занял положенное в колонне место, и фермеры уехали, истово крестясь.

– Этот случай будут помнить и через тысячу лет, – проговорил Алессандро. – К тому времени мы станем ангелами, дьяволами или огнедышащим драконом… но благодаря нам эта скала обзавелась историей, которая будет передаваться из уст в уста.

– И что в этом хорошего?

– Нам от этого пользы никакой, если ты об этом. Однако так приятно забросить ниточку в будущее, пусть и такую тонкую. Кто знает, может, она не оборвется до самого Судного дня. Это, знаешь ли, лучше, чем просто жить и умереть, чтобы тебя похоронили в мраморном пенале рядом с химическим заводом. Или тебе хочется просто работать на своей фабрике, пока не помрешь? Николо, озорство – это важно. Но стоит ли мне говорить такое тебе? В твоем возрасте это должно быть в крови, даже если ты и не знаешь почему. Причина в том, что нам не дано знать всего. Поэтому иногда правильно нарушить запланированное и пойти туда, где нас вроде и быть не должно. И потом, не их это дело. Почему ночью мне должны устраивать допрос? Это наше путешествие – не их.

Оркестр заиграл вновь.

– Они пришли в себя, – продолжил Алессандро, – но заставят меня заплатить.

– Заплатить? Как это они заставят вас заплатить?

– Их музыка. – В голосе слышалась слабость. Он закрыл глаза.

– Чем я могу помочь? Хотите воды? – спросил Николо.

– Нет. – Старик отмахнулся. – Все будет хорошо. Просто оставь меня в покое, и скоро мы двинемся в путь.

Николо отодвинулся. Услышал вздох Алессандро, увидел, что старик опустил голову на руки. Более странного человека Николо в своей жизни не встречал.

Иногда его поведение казалось необъяснимым, но Николо, хотя и не понимал Алессандро, точно знал: происходящее с ним соответствует его собственному сценарию, независимо от событий на дороге, пусть даже они и казались определяющими.