— меня, незаметно для нее иногда находящегося рядом. Она не помнит ангела на подхвате — бывшего самоубийцу, который в многовариантной текучести ее судьбы увидел неизбежность наступления момента, когда и она захочет уйти из своей жизни.

Надо сказать, что любое наше вмешательство в человеческую жизнь имеет неизвестный нам и часто абсолютно непредсказуемый результат, что несет в себе риск повлиять на свободу человека. Сам Творец не может знать, как именно поступит в следующий миг человек, даже если этот миг — рядовой, обыденный, один из мириад других, казалось бы, неотличимых друг от друга. И, кстати, чаще всего именно в такие вот рядовые и обыденные, незапоминающиеся моменты и совершаются самые важные действия. Конечно, взрывающие повседневность события (такие, как, например, явление архангела с трубой пред очами изумленного индивидуума) запоминаются гораздо лучше, поэтому делать их вехами жизни куда как проще. И редкий человек может сообразить, что решающий выбор пути был сделан им тогда, когда он, например, решил купить книгу, или прогулял лекцию в институте. Ну, или пробежал, опаздывая куда-то, мимо старушки, чистенькой такой старушки с прозрачными глазами, которая робко, стыдливо, непривычно для себя протягивала руку за милостыней. Повторюсь, что нет конечного и абсолютного греха и добродетели. Поэтому и торопливость эта не станет заноситься кем-то в учетную книгу ваших поступков, которая будет потом открыта и тщательно изучена на Страшном суде, дабы определить круг ада или рая, где вы и будете пребывать в вечности. Тьфу ты, что за злая фантазия тварей божьих… Каждое действие важно как элемент, формирующий систему, а не как контрольная работа, за которую строгий педагог ставит оценку. Важно то, какое чувство появилось в вашем сердце после этого, какая мысль родилась, какой импульс они дали вашим дальнейшим поступкам.

Но, продолжу: помимо риска повлиять на свободу человека, наше вмешательство зачастую просто не имеет смысла. И, опять-таки, в силу того, что человек в итоге выполнит свою функцию — тем или иным способом, тем или иным путем. В таком случае, зачем вмешиваться в процесс, если при любом его течении будет получен нужный результат?

И все-таки не так часто, но происходит наше тесное общение с отдельными людьми. Преимущественно из сугубо гуманных целей, когда человек выбирает непосильную для себя ношу, или когда слишком уж мучителен для него выбор — то есть, в тех случаях, когда цель не оправдывает средства. А иногда, хоть и редко, бывает так, что человек умудряется заплутать в бессмысленности, когда путь его превращается в тяжелое, бесконечное в силу замкнутости блуждание по одному и тому же кругу, и ни о каком выполнении предназначения и речи нет; человек будто исчезает, превращается в ноль, его словно и нет, и не было, и не будет никогда. Тут уж без помощи свыше, дабы откорректировать ситуацию — никак. Вот для этого и нужен ангел-хранитель на подхвате. И, надо сказать, не всегда спасение жизни является моей целью и задачей, иногда даже совсем наоборот — я помогаю выбрать смерть.

Хоть новая встреча с Анной не была для меня неожиданной, но я не мог предвидеть до какой степени плотности и напряженности сподобится эта молодая особа сжать свою судьбу. Какой бы ни была беспощадной внешняя сила, комкает свою жизнь всегда сам человек, найдя и умело используя эту силу. Ах, как много среди моих подопечных тех, кто очень искренне, казалось бы, стремится к счастью, созиданию и прочим добрым вещам, но вся внутренняя сущность которых направлена на поиск и осуществление саморазрушения и самоуничтожения. Даже когда некоторые из них мужественно и рьяно начинают бороться с видимыми уже результатами разрушения, это остается лишь изощренной благообразной ложью, в первую очередь — ложью самому себе, поскольку каждый из них в глубине души, на границе сознательного и бессознательного, знает истинные причины и цель происходящего.

Все последние месяцы Анна «погружена в обыденность» — именно так она это называет. Но это не совсем точно: не столь погружение в обыденность, сколько оторванность от вечности. Я хорошо помню, как это тяжело, когда мир кажется грубыми, безвкусными, глупыми декорациями, а люди — пошлыми или страшными масками. Когда в каждый момент твоего существования тебя переполняет отвращение ко всему, от неба над головой до камешков под ногами, отвращение такой силы, что моментами едва не теряешь сознание. И тело становится тяжелым, удушающим, превращается в тюрьму, из которой ищешь выхода, любого — лишь бы освободиться. Это состояние не может продолжаться долго. Из него уходят, так или иначе. И для иных уйти означает расстаться с жизнью: бывает так, что этот путь оказывается наилучшим. Но не для нее, не для Анны. Она не воплотила, не отдала в мир многое из того, что способна воплотить и дать, и при этом не обнулена возможность реализации ее потенциала, то есть, не исчезли для мира смысл и ценность ее жизни.

Она сейчас идет по улице. Совсем юная, легкая, но настолько погруженная в себя, настолько не видящая ничего вокруг, что сама стала почти невидимкой для других людей. Ясный теплый день ранней осени, совсем золотые в солнечном свете тополя и глубокое небо. Воздух, какой бывает только в это время — свежий и спокойно-ласковый. Невысокие кирпичные дома, которые кажутся более уютными и веселыми, чем обычно. Даже глаз Анны, даже ее души, сжатой в тугую пружину болью и тоской, едва заметно коснулась незамысловатая прелесть окружающего. Наверное, тем, кто пережил душевные страдания в том или ином их виде и напряжении, не надо объяснять, что в такие моменты красота зачастую причиняет только лишнюю боль своей якобы фальшью и ненужностью; для некоторых же — еще и диссонансом между внутренним и внешним, что воспринимается утонченным издевательством со стороны внешнего. Но сегодняшний день так искренне весел и чист, что даже страдающая душа не могла не улыбнуться, пусть слегка, пусть почти через силу, в ответ. Взгляд Анны тихо-тихо поднимается из глубин, становится живее, она начинает замечать мир и людей вокруг. И тут вдруг перед ее глазами вырисовалась идущая чуть впереди высокая худая женская фигура в нелепом, порядком изношенном и даже слегка засаленном пальто. На ногах этого странного существа — стоптанные мужские ботинки. Волосы подстрижены коротким кружком, почти обнажающим ее затылок. При взгляде на этот затылок Анна почувствовала такую дурноту, что вынуждена была прислониться к стене дома. Она даже не пыталась сообразить, почему такое сильное впечатление произвел на нее этот жалкий кружок из густых седоватых волос, этот беззащитный затылок. Она просто