— Лаврио — это порт? — обратился он к кассиру по-русски, и тот энергично закивал, поняв международное слово.

— Где? — снова спросил Виталий, ткнув пальцем в карту, и кассир в ответ указал на острый выступ Пелопонесского полуострова к востоку от Афин. В этот момент и Лариса начала смутно припоминать, что слово «Лаврио» слышала и вчера, но почему-то решила, что это — название парома. Ведь странно было бы в тот момент заподозрить, что у центрального порта страны нет связи с одним из островов.

Далее начались те же лихорадочные метания, что и три дня назад: попытки поймать такси, полет по утренним улицам… Впрочем, далеко не таким пустым, как в прошлый раз: Лаврио находился вблизи афинского аэропорта, и даже сейчас, в ранние часы, им приходилось двигаться в потоке машин, существенно снижавших скорость. Когда стрелки часов вновь достигли шести, они все еще были не у цели. Лариса прошептала: «Нет!» — и начала качать головой. Она отказывалась верить в то, что жизнь дважды способна выкинуть такую издевательскую шутку.

Однако на сей раз история повторилась в виде фарса. Паром на Кею ходил каждый час, и Лариса с Виталием успели на семичасовой. Прибыть на место они должны были в половине девятого, что в общем-то укладывалось в те рамки, которые отвел им капитан «Олимпа». Единственное, что существенно омрачило для Ларисы это сумбурное путешествие, неприятный инцидент с водителем такси. За поездку ему причиталось тридцать евро. Но при том, что за паром предстояло заплатить шестнадцать, а в кошельке у Ларисы оставалось менее сорока. Перед ними встал нелегкий выбор: бежать из такси, не доплатив, или не доплатить, разжалобив водителя. Слезные объяснения их положения, возмущение таксиста, оставшегося без половины полагающейся суммы, и его заключительное ругательство в их адрес, подкрепленное плевком, не давали Ларисе успокоиться в течение всего пути на Кею. Она чувствовала себя воровкой, укравшей у таксиста — деньги, у Виталия — три дня его жизни, а у себя самой — радость знакомства с Дубровником, Венецией и Сицилией. Не считая, конечно, полной потери света в душе.

Виталий также пребывал в отнюдь не лучшем расположении духа — вероятно, он размышлял о своем предстоящем объяснении с администрацией «Олимпа».

«А ведь это последние наши минуты вместе!» — с тихим отчаянием подумала Лариса, когда Кея уже показалась на горизонте. Уж лучше бы этих минут не было вообще! Ведь пока их с аниматором объединяет одно пространство, жива еще иллюзия того, что можно что-то сделать: броситься на шею, зарыдать и безрассудными, искренними, как перед смертью, словами совершить невозможное — зажечь свое потухшее солнце.

— Лариса, — вдруг обратился к ней Виталий, — а тогда, когда мы в первый раз опоздали на лайнер, ты тоже не заметила, что скоро шесть?

И почему он решил вернуться к началу их отношений именно сейчас? Лариса почувствовала, что она раздваивается и превращается в двух человек, один из которых осознает необходимость солгать, а другой не может напоследок не сделать признания.

— Заметила, — сказала она, глядя на очертания приближающегося острова.

— А почему ты меня не предупредила? Ты ведь видела нас с этой немкой — помнишь, ты сама говорила?

— Видела. Но мне хотелось уехать из клуба вместе с тобой. Я все ждала, когда ты освободишься.

Она сознавала, что идет ва-банк, и была практически уверена в своем проигрыше.

— Вот из-за таких, как ты, — медленно произнес Виталий через некоторое время, видимо, усмирив бурю в душе, — я и вылетел с работы в прошлый раз. Что ты на меня так смотришь, будто ни в чем не виновата? Те девочки в танцевальной школе, где я преподавал, тоже засматривались, было приятно… А потом обсуждали меня на форуме, на сайте нашей школы, так, что модератор просто замучился стирать весь этот любовный бред. Ах, у него руки, ноги, глаза! Ах, он на меня посмотрел, ах, он мне сказал! Кличку мне придумали — Солнышко. Потом одна вот так же в постель напросилась… А когда поняла, что продолжения не будет, то закатила мне истерику прямо при администрации.

— Прости, — убито сказала Лариса.

Виталий усмехнулся:

— Ладно… Что Бог ни делает — все к лучшему. Как видишь, для хорошего профессионала устроиться — не проблема.

Единственное, что Лариса могла бы впоследствии сказать об острове Кея, — это то, что в море у его берегов высилась сверкающая белая скала лайнера «Олимп». Едва они поднялись на борт, как вокруг них сгрудились пассажиры, к ней с объятиями и расспросами кинулась Вика, затем за нее ухватилась представительница администрации, которая принялась вежливо, но твердо объяснять пассажирке, что никакой компенсации за пропущенные дни не предусмотрено, и за всей этой суетой Лариса полностью упустила из виду Виталия. А когда она наконец смогла оглядеться, его уже не было на палубе. День прошел мучительно: Ларисе пришлось многократно повествовать о своих греческих приключениях, поскольку все пассажиры лайнера были в курсе их истории и в любопытствующих не было недостатка. Одновременно ей приходилось выслушивать восторженные рассказы Вики о том, как та закрутила однодневный роман с каким-то мафиози на Сицилии, а еще раньше поднялась, овеваемая ветром, на крепостную стену Дубровника. Но горше всего было разглядывать у Вики на шее ожерелье из венецианского стекла и сознавать, что сказочный город на воде, с его каналами, гондолами и дворцами, так и останется для нее сказкой, до которой уже не дотянуться и которую она променяла на три унизительные ночи в афинском хостеле.

Вечер вопреки ее ожиданиям облегчения не принес. Казалось бы, за целый день время могло бы хоть немного засыпать котлован боли в сердце, но… Виталий наверняка сейчас был в диско-баре, где возобновил свою развлекательную программу, и это означало, что солнце готово светить всем, кроме нее.

Мысли вращались и вращались, соприкасаясь друг с другом, как тяжелые жернова, пока от их скрежета не начала разламываться голова. Но тоненькой струйкой из-под жерновов сыпался смысл всего пережитого. В той жизни, что у нее сложилась к двадцати пяти годам, солнце уже село, но ведь возможна и другая жизнь! Что, если взять да и сложить кирпичики таким образом, чтобы барак превратился в особняк? Ей смутно виделись те картины, что Виталий набросал перед ней лишь парой слов, но которые отнюдь не производили впечатления нереальных. Танцевальная школа, новые знакомства, новое тело — постройневшее, приобретшее осанку, привлекательное. Деньги на все это она займет у родителей, а потом отдаст, как только устроится в какое-нибудь частное учебное заведение. Ведь у нее неплохие козыри: тринадцатый педагогический разряд и должность старшего преподавателя. К тому же она могла бы походить на те бесплатные семинары повышения квалификации, что организуют фирмы, торгующие иностранными учебниками, а затем преподнести себя потенциальным преподавателям как донельзя продвинутого специалиста. Да, она могла бы… Нет, она может сделать шаг на солнечную сторону жизни, где вместо Виталия ей будет светить собственный успех. Король умер — да здравствует король?

На этом месте она затряслась от плача, вцепившись в поручни и повернув голову так, чтобы ее лицо не видел никто, кроме чаек…