– Утеньки малые! Кто нас обидел?

Вера покачала головой и торопливо отошла. Карачаров критически поглядел ей вслед – мудрый старец, знающий, сколь мало стоят тревоги молодости – и подошел к Петрову, уже успевшему занять облюбованное им кресло.

– Привет вам, метр. И всюду страсти роковые, – назидательно произнес физик.

– С добрым утром, – откликнулся Петров, – почему «метр»?

– Как! Я ведь уже говорил вам, кто вы такой – школьный учитель на пенсии, путешествующий, чтобы увидеть мир, о котором он всю жизнь рассказывал детям. Разве я не прав? У меня поразительный нюх на людей, я определяю их с первого взгляда. Итак, вы, метр уже собрали чемоданы?

– Никто не говорил, что пора.

– Ах да, не было звонка с урока. Господи, какие вы все сегодня скучные! В такой солнечный день…

Освещение в салоне было обычным, но физик был уверен, что день нынче солнечный. Услышав звук шагов, он резко повернулся.

– Здравствуйте, ваше величество! Ничтожнейший из рабов приветствует вас.

Сегодня, думала Зоя. Сегодня на Земле. Она улыбнулась физику, как если бы пред нею стоял Устюг, и Карачаров даже задохнулся. Он пробормотал:

– Не надо так – я могу ослепнуть…

Писатель вошел с чемоданом и поставил его у стены.

– Я человек предусмотрительный, – объявил он для всеобщего сведения. – Который час? У моих сел элемент.

Физик взглянул на свой хронометр с календарем.

– Без десяти девять по общему, – любезно ответил он, но тут же нахмурился и еще раз посмотрел на часы, на этот раз внимательно. – Погодите, какое сегодня число?

– Тридцать первое, естественно, – сказал Нарев.

– А у меня первое, – с неудовольствием сказал физик. – Не понимаю. У кого еще есть календарь?

– И у меня первое, – проговорила Мила.

– Позвольте, – сказал писатель. – Как может быть сегодня первое, если мы должны быть на Земле тридцать первого? Разве бывают такие опоздания?

– Ручаюсь, что мы еще не на Земле, – молвил физик, чье настроение стало стремительно портиться. – Но вот где мы?

Он подошел к выходу на прогулочную палубу, нажал пластинку, но проход не открылся. Зато в противоположных дверях показалась свежая после долгого сна актриса. Увидев общество в сборе, она испуганно ахнула, тут же улыбнулась, низко присела и послала всем воздушный поцелуй, словно со сцены.

– Я не опоздала? Я вас задерживаю?

– Вряд ли это вы, – буркнул Карачаров. – Нужно вызвать капитана.

Он взглянул на Зою и повторил громче:

– Вызвать капитана! Может быть, у него есть причины медлить с посадкой – у меня их нет!

Зоя прищурилась; даже бестактность физика не испортила ей настроения.

– Это делается не так, – сказала она. – Постройтесь на шканцах и выберите предводителя. После этого можно пригласить капитана и устроить бунт.

– Голодный бунт, – уточнил Нарев. – Не пора ли завтракать?

– Да, – сказал Истомин. – Бунт в лучших литературных традициях.

– Мне не смешно, – хмуро заявил физик и шагнул к выходу.

В этот миг на пороге показался капитан. Он нашел взглядом Зою; она, не таясь, улыбнулась ему, и он ответил, но его улыбка была странной.

– Капитан! – сердито сказал физик. – Не можете ли вы сказать, когда мы наконец окажемся на Земле?

Капитан обвел пассажиров медленным взглядом.

– По всей вероятности, никогда.

Быть может, Устюг ожидал взрыва. Взрыва не последовало. После его слов раздался дружный смех; пассажиры восприняли ответ, как шутку – не самую, может быть, остроумную, но сейчас они были готовы смеяться даже не шутке – просто в ответ на одно лишь желание сказать смешное.

В этом не было ничего удивительного: в представлении любого пассажира невозможность попасть на Землю непременно сочеталась бы с аварией корабля. Однако пока ничто не указывало на неблагополучие: салон был освещен, воздух чист и парящие автоматы уже принялись накрывать на стол. Капитан же вовсе не походил на человека, только что устранявшего какую-то неисправность: по мнению пассажиров, Устюг в таком случае должен был предстать перед ними в рабочем комбинезоне, с тестерами и инструментами в руках.

Капитан не ожидал такой реакции; странно – от их смеха ему стало легче. Если бы ответом на слово «никогда» была тишина, и вслед за нею налетел бы шквал негодования, ему пришлось бы оправдываться, теперь, напротив, предстояло доказать свою правоту не поверившим ему людям. А в такой позиции человек всегда чувствует себя увереннее.

Капитан оперся ладонями о стол и подождал, пока смех утихнет. Он лишь крепче сжал зубы.

– Быть может, никогда, – повторил он.

На этот раз нерешительно усмехнулась лишь Мила – и то скорее из вежливости.

– Как понимать вас, капитан? – спросила актриса. – Иносказательно? Или что-нибудь действительно случилось?

С ними случилась беда. Но в ней было много странного и даже, казалось, противоестественного. И прежде всего – то, что жизни людей, несмотря на катастрофический характер события, ничто не угрожало.

Корабль был новым, хорошо сконструированным и надежно построенным. Он не нуждался в снабжении чем-либо: энергию для движения и внутренних нужд «Кит» черпал из пространства, всегда пронизанного излучениями. Раньше люди гибли в пространстве от нехватки энергии, как жертвы кораблекрушения – от недостачи воды; будь на каждой шлюпке опреснители, смерть от жажды стала бы чрезвычайным происшествием: воды-то вокруг был океан! Так и с энергией; и теперь диагравитаторы давали кораблю возможность разгоняться в пространстве, расщепляя гравитационное поле и используя одну из его компонент, батареи конденсаторов Дормидонтова позволяли, мгновенно освобождая громадные энергии, совершать переход в сопространство и удерживаться там, а индукторы Симона давали энергию за счет внешнего электромагнитного поля. Управляемые компьютером синтезаторы в совокупности с устройствами механического отсека, производили и пищу на любой вкус, и новые детали механизмов взамен износившихся, синтезируя атомы любого элемента из любого другого или из элементарных частиц. «Кит» был как бы миром в себе и мог существовать и лететь до тех пор, пока существует мир – или, по крайней мере, пока в нем оставался хоть один человек, способный задавать программу синтезаторам и командовать ремонтной автоматикой.

Да, великолепный корабль, и людям в нем нечего опасаться: ни голода, ни жажды, ни даже отсутствия новых нарядов. Болезнетворным началам здесь неоткуда взяться, а климатизаторы поддерживают нужную температуру и влажность воздуха. Иными словами, человек мог бы, не пошевелив и пальцем, безмятежно дожить тут до своего биологического предела. А это означало, что еще не год и не десятилетия людям предстоит существовать в этой скорлупе, ни в чем не зная недостатка.