– А почему женщины вступают в отношения с евнухами? Разве мужчина не может проникнуть в гарем? – Злата решила выяснить этот вопрос, чтобы решить, насколько сильные карты у нее на руках. Если уж решаться на шантаж, так пусть у нее будут одни козыри, а не шестерки.

– Если мужчину поймают на территории гарема, а уж тем более с женщиной, то его оскопят, выпорют кнутом, выжгут глаза и выкинут вон, если он, конечно, жив останется после всего этого, – объяснила Хафиза.

– А что сделают с женщиной, пойманной с мужчиной? – Если уж выяснять, то все до конца, дабы знать, чем против нее может сыграть Амир.

– Ее высекут кнутом, разденут до хамиза, отнимут все украшения и выгонят за ворота. Любой сможет сделать с ней на улице все, что хочет. Женщина без чадры и хиджаба вне дома – пария.

Хм… Опасно, конечно, оказаться почти голой на улице, правильно Амир предупреждал, но ведь это же улица! Именно оказаться за воротами дома, вырваться из гарема – ее цель! Неважно, какие опасности ее еще ждут, ведь появится шанс добраться до русского посольства и вернуться домой, к отцу! Только вот придется собственными руками отправить молодого и красивого мужчину на смерть… Нет, невозможно! Но вот вынудить его содействовать ее побегу – можно.

На этом Злата свернула разговор о евнухах и мужчинах, и девушки еще долго болтали о прочитанных романах. Хафиза оказалась весьма образованной девушкой, в доме ее родителей была приличная европейская библиотека, отец исправно снабжал француженку-мать книгами.

– А как ты оказалась в этом гареме? – поинтересовалась Злата у девушки, которую уже склонна была называть подругой.

– О! Я здесь не джарийе, не наложница, я – хатум. Главная жена. Правда, я единственная жена, старшая супруга умерла несколько лет назад. – Хафиза сказала это даже с гордостью. – Мой отец дал мне хорошего мужа.

– Жена? – Злата уставилась на молоденькую и милую Хафизу округлившимися глазами. Эта непосредственная и добрая девушка – жена того злого и страшного мужчины, который зачем-то похитил ее, Злату?

– Да. Только вот господин всего один раз взял меня на ложе. Наверное, я чем-то не угодила ему. Но я рада, что он не вспоминает обо мне. – Хафиза нервно поежилась. – Наверное, я плохая жена.

– Не знаю, какая ты жена, но я бы умерла, если бы этот человек прикоснулся ко мне. – Злата обняла новую подругу и погладила по голове. – Не расстраивайся.

– Ох, я рада, что так сложилось. Только вот я не понесла ребенка, так что он еще позовет меня на ложе… У мужа нет пока детей. Прежняя хатум умерла родами, и сын вместе с ней.

Тут Злата вспомнила, что никто еще так и не сказал ей, в чьем доме она оказалась, кто ее похититель.

– Хафиза, а как зовут твоего мужа? – осторожно спросила она.

– Ой! – Девушка прижала ладошки к щекам и испуганно взглянула на Злату. – Джанан не велела говорить с тобой о господине!

– Не волнуйся, – успокоила ее Злата. – Нельзя – значит не говори. Я больше не буду спрашивать.

Злата испугалась, что лишится подруги, единственного человека, который искренне и открыто с ней общался.

– Спасибо… Я тут хатум, но я не чувствую себя главной. Здесь командует Джанан. – Хафиза пригорюнилась, в глазах блеснули слезы.

– Не плачь! – Злата снова обняла девушку. – Хочешь, я помогу тебе? Я не боюсь Джанан, и вместе мы добьемся, чтобы ты заняла место, принадлежащее тебе по праву!

– Правда? – оживилась Хафиза.

– Чистая правда. Одна голова хорошо, а две лучше. Мы сможем, вот увидишь!

– Ты первая, кто здесь просто заговорил со мной. Все остальные опасаются неизвестно чего: я ведь хатум, со мной надо дружить, но никто не хочет ссориться с Джанан. – Хафиза вытерла слезы и доверчиво взглянула на Злату: – Ты правда мне поможешь?

– Естественно. Джанан мне совсем не нравится. Впрочем, мне и муж твой не нравится, и вообще… – Злата хотела сказать, что мечтает о побеге, но решила, что пока не стоит. Вот если она действительно сделает эту девочку полноправной хатум, тогда и попросит у нее поддержки. Можно одной рукой шантажировать Амира, а другой – устраивать революцию в гареме.

– Тогда я прикажу хадимам пропускать тебя в мои покои в любое время. И запрещу говорить об этом Джанан.

– Хорошо. Но давай не будем привлекать внимания к нашей дружбе. Я здесь изгой, на особом положении, хатум не пристало со мной общаться. Так что до вечера.

Весь день Злата предавалась размышлениям о том, как бы устроить в гареме самую настоящую революцию, вроде французской, о которой она так много читала. Вряд ли ей удастся поднять джарийе на баррикады и разрушить стены гарема, как Бастилию, но одной облагодетельствованной хатум, Злата надеялась, хватит, для того чтобы увеличить шансы выбраться отсюда.

Джанан по отношению к Злате вела себя ровно (видимо, получила соответствующие указания), но девушка видела уже не раз, как презрительно катибе-уста относится к другим женщинам в гареме. Ее боялись, а евнухи и вовсе ходили по струночке. К Хафизе же Джанан относилась как к пустому месту.

Злата успешно противостояла мачехе, но скорее путем непротивления, чем открытой оппозиции. Любовь Андреевна тоже пыталась доказать всем, что в доме главная она, но Злата оставалась любимицей отца, и с этим мачеха ничего не могла поделать. При мыслях о доме слезы невольно наворачивались на глаза, и Злата даже всплакнула тихонько, хотя Джанан и учила, что плакать нехорошо, глаза опухают. А, пропади она пропадом, эта Джанан! Не может же она запретить Злате думать о папеньке. Как он там, ищет ли ее? Жив ли он вообще? Если жив, то, наверное, с ума сошел от беспокойства, а ему нельзя много волноваться: семейный врач говорил, что в последнее время сердце у Петра Евгеньевича начало пошаливать. И тут такое! И серьезная ли у него рана? Противная Джанан ни словечком не обмолвилась об отце и про похищение, будто девушка просто свалилась в гарем с неба.

Злата повсхлипывала еще немного, обняв подушку с вышитыми пучеглазыми павлинами, потом усилием воли заставила себя перестать думать о плохом и сосредоточиться на главной цели. А павлинов зашвырнула в угол – никуда не деться от этих вышитых птичек! Даже в далеком Дамаске. Хорошо хоть, Джанан пяльцы не притащила.

Но в ночи, да еще после длинного дня, наполненного событиями, в голову ничего дельного не шло. Ладно, о Джанан можно подумать и утром, а сейчас хочется немножко позволить себе подумать об Амире. Чем-то он задел ее сердце, этот смешной и дерзкий псевдоевнух…

Глаза у него ну просто очень красивые, вот что. Злата даже немного рассердилась на себя: нет бы подумать о том, как правильно построить разговор, чтобы Амир согласился ей помогать, пусть и без особого желания! Шантаж – дело нехорошее, но чтобы выбраться отсюда, она и не на такое пойдет. Не зря ей не отвечают на многие вопросы, так можно себе всяких ужасов напри-думывать, а ну как на деле все еще хуже окажется?