—Саш!..— Айлин влажными глазами смотрела наменя.

—Да, дорогая,— яначал расстегивать рубашку.— Чего ты?

Послышались задорные голоса приятелей Сухрова— они тоже пролазили поодному вдыру взаборе.

—Тычто-то хотела сказать?— яподошел кСиницыной иусадил еенадоску рядом сКовалевской, которая вытащила изрозовой пачки тонкую, очень длинную сигарету иприкурила.

—Ничего,— Айлин закрыла лицо руками изаплакала.— Это все из-за меня! Причитала она! Из-за моей новой прически ицвета волос!

—Айлин!— ясел перед ней накорточки.— Неговори глупости! Тыздесь совсем непричем. Все это из-за Сухрова иего шестерок. Из-за того, что они привыкли нискем несчитаться, задевать иоскорблять всех подряд!

—Успокойся всамом деле,— сказала Ковалевская, выдохнув облачко серебристого дыма.— Тыздесь точно непричем.

Язаметил, как кто-то изпробравшихся напустырь откололся отприятелей графа Сухрова иидет кнам. Ито, что яувидел, меня порадовало: кнам шел Рамил Адашев. Меня волновало вовсе несколько человек окажется намоей стороне, атот обнадеживающий факт, что Синицына неостанется одинока. Если сомной случиться что-то скверное, тоейбудет хоть какая-то поддержка.

—Спасибо, что пришел,— поблагодарил яего ихлопнул поплечу.— Рамил, очень попрошу, пригляди заАйлин. Поддержи, если что. Да, кстати, уменя там вкармане сигареты— бери, кури если хочешь. Аячуть разомнусь— это важно.

Сэтими словами яотошел ккраю вытоптанной площадки иначал упражнения, тянущие, разогревающие мышцы. Сухров неразминался. Онобычно этого неделал, переполненный уверенностью исчитая подготовку кпоединку чем-то мелочным, этакой суетой ниже его достоинства.

Делая разминку, язапусти шаблон «Усы Тигра», старясь почувствовать изменения ипонять его особенности. Как нистранно, заготовка, сляпанная кое-как вспешке, работала. Япочувствовал большую легкость иподвижность рук иног. Даже боли вмышцах иживоте как-то притупились.

—Эй, Елочка, тыготов? Или может стать наколени, извинишься ипойдешь кмамочке?— подойдя комне, полюбопытствовал Лужин.

—Извиняться будет твой хозяин— Сухров,— яподнял голову, оставаясь вглубоком наклоне.— Еще три минутки иможно начинать.

—Имей ввиду, мынезнаем, что зафокус тывыкинул утром вклассе, ноонникому непонравился. Если тыбудешь драться нечестно, используешь что-то подобное, мытебя расстреляем изостробоя,— грозно прошипел онипошел ксвоим.

Вот последние его слова меня весьма растревожили. Остробоем здесь называли механическое устройство, использующее силу туго скрученных пружин истреляющее конусами изчерной бронзы или стали— дротиками, небольшими спалец величиной. Хороший остробой гражданского образца имел приличную убойную силу— вполне пробивал толстую кожаную броню. Человека мог серьезно ранить ипокалечить. Вгражданских осторбоях использовали затупленные дротики меньшего веса изаряды ссильным транквилизатором. После угрозы Лужина уменя всплыли весьма неприятные мысли: «Авдруг кто-то изребяток Сухрова решит, что ядерусь нечестно, использую магию? Этак самовольно решит. Или, кпримеру, если Сухров будет проигрывать, что иммешает приписать мне нарушение правил ивсадить вменя пару дротиков?». Ноладно, уже ничего неизменишь. Обговаривать сними правила боя— дело бесполезное, потому как моя группа поддержки слишком мала, инесможет оказать влияния вспоре сними, если дружки Сухрова сорвутся вбеспредел.

Еграм, раздетый попояс, шел комне, сияя самодовольной улыбкой, поигрывая крепкими мышцами.

—Елочка, давай, решай, докаких пор будет поединок,— насмешливо начал он,— дотретьей крови или досчета семь? Убивать тебя я, разумеется, пока нехочу. Мама утебя слишком говнистая— раздует потом проблему.

При словах оматери мои кулаки так исжались. Одновременно японимал, что позлить меня— одна изего задач.

Граф Сухров начал неожиданно, раньше, чем яуспел ответить.

Сухров всегда начинал мощно. Онстарался спервых секунд подавить неуемной энергией, шокировать идать понять, что упротивника нет шансов. Как правило, его напор срабатывал. Ноневмоем случае. Для меня сейчас онбыл похож натуповатого верзилу, впустую распыляющего силы. Да, признаю, силы немалые, исвыносливостью унего вполне прилично, ноесли все старания идут зря, товскоре наступает что-то вроде перелома идаже самый заряженный боец начинает подсаживаться. Несразу: сначала онзлится ивыкладывается еще сильнее. Нопосле того, как максимум его усилий неприносит результата, тогда инаступает этакий слом, трещина, через которую утекает весь начальный задор, заним дух, воля исама сила.

Пока мне вполне удавалось уклоняться отбыстрых кулаков Сухрова, чередующихся редкими, нодовольно сноровистыми взмахами правой ноги— уЕграма очень хорошая растяжка. Дважды онслегка задел меня, самую малость покасательной, нояпочти непочувствовал. Накаждый его свиду эффектный выпад, полтора десятка поклонников Еграма взрывались радостными криками. Яжевынужденно отступал, досих пор ненанес ему ниодного удара, даже непроизвел ниодной значимой попытки достать его. Мой шаблон «Усы Тигра» неплохо себя проявлял: япредугадывал выпады Сухрова ибыл явно легче, быстрее его. Двигаясь покругу, пятясь иуворачиваясь, иногда яоказывался лицом кмоей скромной группы поддержки. Мельком видел, как Айлин стоит усамого края вытоптанной площадки, сжав вкулачке край своего френча, вся бледная отиспуга— вот-вот закричит. Рамил нервно курил возле нее. Даже Ковалевская оказалась наногах, тоже выражая заметное беспокойство. Неужели, переживала заменя?

—Давай! Дерись, сука!— взревел Сухров, вконец раздосадованный моей неуловимостью, изамахал кулаками резче.— Дерись, Елочка! Жалкий трус!

Ага, вот его ипроняло. Видно, онрассчитывал, что ясразу подставлюсь под его кулаки. Нет уменя пока нисил, нижелания ввязываться воткрытый бой. Прямой обмен ударами сейчас— непредмет моих мечтаний. Его кулак просвистел вмиллиметре отмоего виска. Если бпопал, дальше для меня могло пойти все много хуже. Ячувствовал, как Еграм пылает яростью.

—Елка, сука, дерись!— донесся доменя гнусавый голос Подамского.

—Что тыкак девка бегаешь⁈— крикнул еще кто-то.

Ну, ладно, как скажите. Пришло время немного обозначить себя. Присаживаясь, явыбросил правую ногу вперед, целя ему вколенный сустав. Удар вышел несильный, ноточный. Еграм стал как вкопанный. Ия, тут жерезко выпрямляясь, костяшками пальцев врезал ему внос, четко, снизу вверх, встиле классического школы лемурийского боя. Голова графа намиг откинулась назад, брызнула кровь.

—Так дотретьей крови или досчета семь?— полюбопытствовал я.

Понашим правилам «досчета семь» значилось, что если один изпоединщиков лежит наземле инеможет сам встать, тогруппа поддержки ведет хором счет досеми. После чего победителем считается тот, что остался наногах.