Утром Диля заявилась на новое место работы раньше всех. Охранник долго разглядывал ее через стеклянные двери, потом открыл, бурча под нос что-то очень недовольное, и она прошмыгнула мимо него, бережно неся впереди себя пакет с завернутой в полотенце кастрюлькой. Еще и успела аппетитно разместить на большой тарелке свое кулинарное произведение, пока никого не было, и в микроволновке подогреть. И кофе сварила. И бутербродов нарезала – так, на всякий случай. Хотя никто потом к этим бутербродам не притронулся…

– Вот это да! Вот это завтрак! Дина, да ты настоящая мастерица! – весело блестела глазками полненькая бухгалтерша Наташа, уплетая четвертую по счету самбусу. – Тебя, Дин, случайно, не из кулинарного техникума к нам занесло? У вас в Душанбе кулинарный техникум есть?

– Не знаю. Может, и есть, – скромно потупилась Дина.

– А это что, национальное блюдо такое? Вкусно! Как оно называется?

– Самбуса.

– Ух ты! Надо же! Смешно… Самбуса, главное. А все равно вкусно!

Диля осторожно улыбнулась. Послышались ей в этой насмешливой похвале обидные снисходительные нотки, но она тут же мысленно от них отмахнулась, до себя не допуская. Как, впрочем, не допустила до себя и пристального взгляда другой бухгалтерши, Марины, которая, в отличие от Наташи, ни одного пирожка не съела, а лишь глянула на блюдо и скривила губы в едва уловимой брезгливой гримаске.

– А ты и в самом деле в университете училась, Дин? Или Ирина Григорьевна про тебя приврала? – сыпала болтливой скороговоркой и никак не могла уняться Наташа. – А я еще, такая, подумала – неужели в Душанбе университет есть? Представляешь? Вообще-то ты извини, что я так сомневаюсь! Просто у меня дома перед окном стройка идет, и там таджики работают, ну такие, знаешь… Совсем не университетские личности!

Расхохотавшись, она откинулась на спинку дивана, красиво качнув большой мягкой грудью и чуть не расплескав кофе по стильной бежевой блузочке. Диля глянула на нее озадаченно – то ли реагировать на этот монолог, то ли промолчать многозначительно. Вот уж, действительно, и не поймешь, что является более для нее обидным – Маринино надменное подергивание лицом или этот дурацкий смех? А вообще, бог с ним. Ей, в конце концов, без разницы. Тем более вон и другие сотрудники к завтраку подтянулись, еще и не хватить может на всех самбусы с бараниной…

– Слышь, Марин… А когда Лара приедет? – вдруг, перестав жевать, озабоченно спросил белобрысенький субтильный мужчина с узким и бледным лицом – Диля его имя с первого раза и не запомнила. Всего и замечательного в нем было – ядовито-розовый галстук на фоне коричневой рубашки.

– Лара в понедельник обещала приехать… – задумчиво протянула Марина, потом усмехнулась довольно ядовито: – А что, у тебя без Лары тоже ни одна проблема не решается, Славик?

– А то! – подавшись немного вперед, горестно выпучил глаза этот самый Славик. – И все, главное, как назло происходит! Когда Лары нет, начинает изо всех углов всякая хрень выползать. Вон, к примеру, вчера иск на огромную сумму пришел и посоветоваться не с кем… А я без Лары в суд не пойду, хоть меня режьте! Не пойду, и все тут!

– А при чем тут Лара, Славик? Ты же у нас юрисконсульт! А Лара – финансовый директор.

– Да ладно тебе, Марин… Не придирайся к словам, и без тебя тошно. Так в понедельник, говоришь, она точно появится?

– Ну да. Мне Семен Максимович сказал. Он тоже ее ждет не дождется.

– А что у нас сегодня? Четверг? Значит, одну пятницу пережить осталось?

– Ну, ты, Славик, без Лары как малое дитя без мамкиной титьки, ей-богу! И не стыдно тебе?

– А ты, что ль, другая? Можно подумать…

– Ребята, не ссорьтесь! – развел руки в стороны крепкий мужик с красиво подстриженной бородкой и продекламировал, нарочито картавя: – Лара всякому важна, Лара всякому нужна! И у нас, у менеджеров, тоже куча бумаг без подписи скоро сдохнет, так что не вы одни такие обездоленные! Ждем-с, ждем-с!

Позавтракав, они дружно разошлись по своим кабинетам, и даже спасибо Диле никто не сказал. Не принято у них, наверное. А потом и думать некогда про это «спасибо» стало, потому что повалились на ее голову проговариваемые капризным приказом задания, и непонятно было, которое из них срочнее и в какую сторону наперед мчаться – то ли в Маринину налоговую инспекцию бумаги отвозить, то ли Славиков договор на почту, то ли в магазин цветочный бежать за букетом по поручению Максима Семеновича. Приспичило ему с этим букетом. Сам, что ли, не мог к вечернему свиданию с дамой подготовиться?

В общем, домой она вечером шла без сил и совсем без настроения. Поселилось внутри нехорошее чувство загнанности, будто на нее весь день палкой замахивались. Да еще и на улице стояла пеленой серая морось, сквозь которую будущее рисовалось полной безнадегой, тоской и одиночеством чужих квартир. От вче рашней эйфории по поводу головокружительного трудоустройства не осталось и следа, наоборот, очень хотелось поплакать, сильно, навзрыд. «Сейчас в ванной закроюсь и пореву! – решила она, прибавляя шагу. – Заберусь под горячий душ и буду стоять долго-долго, пока все слезы не вытекут…»

Ключ никак не хотел попадать из дрожащих ладоней в замочную скважину, но вскоре с той стороны двери послышалось отчаянное звонкое тявканье, и довольное Алишерово личико само нарисовалось перед ней:

– Мам, а тетенька нам собаку принесла! Сказала, что она с нами пусть поживет! Ее Шуриком зовут, мама!

– Погоди, Алишер… Она ж просила только кормить и гулять… Мы так не договаривались!

– Не знаю, мам! Она сама так сказала! Говорит, ей с людьми веселее будет. Ой, да пусть, мамочка! А когда у тебя выходной будет?

– Послезавтра…

– Ну вот! Мы возьмем Шурика и пойдем в город гулять! Здорово же, правда?

– Хорошо, пойдем. Конечно же пойдем…

Плакать ей вдруг расхотелось. Да и в самом деле, чего плакать-то? Ну, безнадега, это понятно. Из-за нее можно и поплакать, конечно. Хотя от этой процедуры она в надежду точно не превратится. Зато и одиночество, которое только что тоскливо плелось в паре с безнадегой, вообще полностью обломалось! Какое же одиночество в таком шуме, простите? Собака лает, Алишер что-то верещит, сплошной звон стоит в ушах, и никакого покоя нет уставшей от офисных трудов женщине…

К выходным небо расчистилось. Уже в пятницу вечером подул сильный ветер, захлопал открытыми форточками, а утром в субботу Диля проснулась от звонкого голоска Алишера:

– Мам, вставай! Солнце на улице! Светит, как у нас в Душанбе!

– Ну уж, скажешь тоже, как в Душанбе… – недоверчиво приподняла голову с подушки Диля.

– Да правда, мам! Сама посмотри!

– Ммм… Я еще посплю немножко, ладно?

– Ну, мам! Ты же говорила, что мы гулять пойдем! Я и Шурику уже пообещал…

– Пойдем. Конечно пойдем. Раз обещал.

– Тогда вставай!