— Да, я понимаю, но случай срочный, — настаивал я.

— Срочный?

— Да. Мне нужно узнать, шизофреник я или нет.

Моя собеседница приподняла брови:

— Понятно.

Она заколебалась. Я стоял не шелохнувшись. Просто ее рассматривал. Мне не хотелось больше ничего говорить. Нечто вроде теста. Если она решит обсудить этот вопрос, возможно, это будет знак, что я могу ей довериться.

— Ладно, — вздохнула она, — могу принять вас через четверть часа, только не на полный сеанс. А потом надо будет записаться… Так не делается, знаете ли…

— Спасибо.

Она впустила меня, мы прошли по обитому деревом коридору, потом она попросила меня подождать в приемной. Я присел, чувствуя некоторую неловкость, и спрятал руки под себя, словно испуганный ребенок. Женщина скрылась за двойной дверью.

Довольно долго я просидел не шевелясь, словно парализованный, потом понемногу расслабился и стал изучать комнату, будто школьник перед кабинетом директора. В углу, слева от меня, в больших контейнерах из-под стирального порошка лежали деревянные и пластиковые игрушки. Справа, в хромоногом книжном шкафчике, в беспорядке стояли книги. Невольно я обратил внимание на крупный красный заголовок, выделявшийся на общем фоне. «Крамер против Крамера». На светлых стенах развешаны — уже давно, судя по их виду, — плакаты с телефонами экстренной помощи, вроде срочной помощи женщинам, подвергшимся бытовому насилию, и других социальных служб. Прямо передо мной громоздились кипы потрепанных журналов. Сверху «Пари-матч» обещал разоблачить все тайны личной жизни премьер-министра. Рядом валялся номер «Эль», расхваливающий специальную летнюю диету.

Я вытащил ладони из-под себя и нервно потер их одну о другую. Правильно ли я поступил, придя сюда? Да, безусловно. Это был разумный поступок. Даже исключительно разумный, и я мог им гордиться. Осмысленный поступок.

В любом случае, мне нужно мнение постороннего человека. Мнение профессионала. Я наверняка не справлюсь сам ни со своими страхами, ни с этим внезапным, хоть и оправданным сомнением по поводу своей болезни. К тому же доктор Гийом умер. Или же его никогда не было. Я уже и сам не знал… В общем, да, мне требовалась помощь, сомневаться в этом не приходилось.

Спустя несколько мгновений, когда я пытался разглядеть названия других книг в шкафчике, дверь снова отворилась. Я услышал, как психолог с кем-то прощается. Из кабинета вышла молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати, которая пересекла приемную, не взглянув на меня. У нее были коротко стриженные, под мальчика, волосы и смуглая кожа жительницы Средиземноморья. Может даже, ее кожу позолотило солнце Северной Африки? Тонкие черты, нежное лицо, выражение грустное и настороженное. В глазах плескалась весенняя зелень. Я смотрел, как она уходит, не решаясь сказать ей «до свидания». У доктора Гийома я никогда не встречал других пациентов.

— Прошу вас, заходите, месье.

Я медленно поднялся и вошел, потирая нос левой рукой и все больше нервничая. Психолог сидела за неубранным столом и серьезно меня рассматривала.

— Садитесь, — сказала она, указывая на стул перед собой.

Я подчинился, разглядывая царивший в кабинете беспорядок. Книги свалены в кучи, на полу компьютер, большой белый кондиционер… Я ожидал, что обстановка будет более строгой, а главное, более опрятной. Разве неаккуратный человек может быть хорошим психологом?

— Хорошо. Прежде всего, как вас зовут?

— Меня зовут Виго Равель. Как композитора. Мне тридцать шесть лет.

Я увидел, что она записала мое имя в большой черный журнал.

— Ну хорошо, расскажите мне все.

— Доктор, мне кажется, что…

— Я сразу же вас перебью, — сказала она, подняв ручку. — Я не доктор. Я психолог.

— Разве это не одно и то же?

— Конечно нет. Я не изучала медицину…

— Ничего страшного, — улыбнулся я, — я ведь сумасшедший, а не больной.

Она осталась на удивление невозмутимой. Ее это не рассмешило.

— Почему вы утверждаете, что вы сумасшедший?

— На самом деле это не я утверждаю. Так говорят мои родители и психиатр, доктор Гийом. Они считают, что я шизофреник… Меня лечат уже много лет.

— А вы им не верите?

Она говорила ровным голосом и кивала через равные промежутки времени, словно хотела показать, что прекрасно понимает все, о чем я говорю, или, вероятно, чтобы меня успокоить. Самое удивительное, что это срабатывало. Сам не понимая почему, я уже испытывал доверие к этой женщине. В ее взгляде было некое противоречие, которое мне нравилось: она держалась одновременно по-матерински и нейтрально. Покровительственно и беспристрастно. У меня возникло ощущение, что она меня не осудит, что бы я ей ни рассказал. В отличие от доктора Гийома, который всегда смотрел на меня так, словно прикидывал, какую оценку мне поставить.

— Ну, тут все несколько сложнее. Сначала я им не верил, потом в конце концов поверил, но теперь у меня снова возникли сомнения… Это немного запутанно, я согласен. Мне хотелось поговорить об этом с моим психиатром, и я не стал бы вас беспокоить, но беда в том, что он погиб. В теракте.

Я видел, как она медленно подняла голову, слегка приподняв одну бровь. Она старалась не выглядеть удивленной, но меня не обманешь. Я улыбнулся.

— Ваш психиатр погиб в теракте в Дефанс? — спросила она, прочищая горло.

— Да. То есть я так думаю. Теперь я уже ни в чем не уверен. Даже в том, что он существовал, знаете ли… Прошу прощения, но мне необходимо знать: теракт действительно имел место, не так ли?

На этот раз она даже не пыталась скрыть удивление.

— Да, — сказала она, нахмурившись. — В Дефанс действительно взорвались бомбы. Почему вы сомневаетесь, что ваш психиатр правда существовал?

Я поморщился. По мере того как я объяснял ей, что произошло, я осознавал бредовость своей истории.

— Когда я вернулся туда, в Дефанс, люди, которые занимаются жертвами теракта, сказали мне, что никакого медицинского центра в башне не было. Но ведь именно туда я каждую неделю ходил к доктору Гийому вот уже много лет. И как раз туда я направлялся в день теракта… А вы знаете доктора Гийома? Мои родители говорят, что у него отличная репутация.

— Нет, к сожалению, мне это имя ни о чем не говорит. Вам оказали неотложную психологическую помощь после теракта?

— Нет.

— С вами поговорил психолог?

— Нет, потому что сначала я убежал из башни.

— Но вы находились именно внутри башни КЕВС в самый момент теракта?

— Да. Но я спасся. Потому что мне удалось выйти как раз перед тем, как бомбы взорвались. И поэтому-то я и пришел к вам. Потому что, раз я спасся, это означает, что я не настоящий шизофреник. А мне надо знать…