– Я любил тебя, Рубен. Я до сих пор тебя люблю.

– Конь – это тебе не велик.

– Перестань, Рубен, пожалуйста.

– Ты не любил меня.

Я думал о коне, который тебя чуть не убил. О коне, который стоял на том самом месте, где стоял теперь Рубен.

– Это был ты, да? Ты вселился в Турпина?

Он ничего не сказал, только тер щеткой щеку.

– Ты пытаешься теперь вселиться в меня, да? Прошу тебя, Рубен, не надо. Пожалуйста, – я упрашивал, я встал на колени. Я закрыл глаза и молил вслух. – Рубен, пожалуйста, пожалуйста, я умоляю тебя, не обижай свою сестру.

Я встал на ноги, все в тех же тапках, и оглядел пустую мостовую.

– Рубен, где ты?

Я смотрел на Йоркский собор. Люди положили свою жизнь на то, чтобы это сооружение казалось таким рельефным, таким монолитным, таким надменным.

– Где он? – прокричал я собору, прямо в витражную розу. – Где мой сын?

Эхо, а потом ничего.

Только гробовая тишина из стекла и известняка.

Такие тяжелые ночи ослабили мою решимость. Я чувствовал себя Одиссеем, переходящим Реку Ужаса, слишком слабым и испуганным, чтобы держать все под контролем.

Было все труднее настаивать на правилах, которые я для тебя установил, поскольку я все больше беспокоился о скрытых намерениях твоего брата. Но разве не из-за Рубена мне приходилось постоянно держать тебя в поле моего зрения? Тем паче я не мог ослабить хватку.

Когда я отправлял тебя куда-нибудь с поручением, ты отсутствовала дольше, чем требуется, еще и ухитрялась где-то выпить. Ты постоянно проверяла верхний предел того, что я назвал «приемлемая громкость». Из твоей комнаты выходила Имоджен, и я ощущал запах табака, но не мог найти больше ни единого подтверждения твоему курению.

От Синтии, конечно, было мало толку.

– Пора завязывать с этими правилами, Теренс, – сказала она однажды, когда сидела в магазине и полировала поднос.

– Нет, Синтия, не пора. Они отлично работают.

Она сморщила нос, словно от моих слов тоже шел запах нашатыря, и так заполнивший уже весь магазин.

– Ох, Теренс, неужели ты правда так думаешь?

– При всем к тебе уважении, я считаю, что я и только я могу решать, как лучше обращаться с моей дочерью.

Ее нос особенно чутко отреагировал на «обращаться», если память мне не изменяет.

– Интересно, что бы на это сказала Хелен.

Хелен. Туз в рукаве Синтии.

– Хелен хотела, чтобы я защищал ее детей, – ответил я. – Несмотря ни на что, она хотела именно этого. Я уже наполовину провалили это задание. Я не собираюсь потерять еще и Брайони.

Повисла долгая пауза.

Я устал, я был на эмоциях, и еще мне иногда было тяжело переносить как запах нашатыря, так и манеру общения твоей бабушки.

– У нее скоро день рождения, – наконец, сказала она.

Я вспомнил, как прошлой ночью Рубен говорил о своем велосипеде.

– Я знаю, что у нее скоро день рождения.

Я уже спрашивал тебя, какой подарок ты хочешь, но ты отмахнулась – «никакой». Думаю, это было искренне. Наверное, ты просто хотела вычеркнуть весь этот день из календаря.

Я всегда знал, что это будет непросто. Первый день рождения, который мы не собирались праздновать. Я также знал, что это станет отличной возможностью для нас обоих попытаться все уладить. Я наконец покажу тебе, что я на самом деле больше всего пекусь о твоих интересах.

– Может быть, ты прокатишь ее по магазинам? – спросила Синтия, пока Хиггинс устраивался у нее на коленях.

Я вздрогнул.

– По магазинам? Ой не знаю. Не обернулось бы это катастрофой.

В синих глазах Хиггинса отразилось разочарование Синтии.

– Не обернется, Теренс, если ты постараешься, – сказала Синтия, подчеркивая слово «постараешься». – Это хорошая идея. Тебе не придется ничего выбирать. Вряд ли кому-то интересно, что ты думаешь о стиле.

Она мельком взглянула на мои бежевые саржевые брюки.

– Тебе нужно будет просто кивать и говорить, что ей очень идет.

У меня не было вариантов. Я понятия не имел, что бы такого тебе купить. В минувшие годы это не было проблемой. Я всегда знал, что тебе подарить, потому что ты всегда прямо говорила, какой подарок хочешь. Кукольный домик. Поход на балет. Поездку в Каталонию, чтобы увидеть бывший дом Пабло Казальса.

Коня.

А теперь твои желания были надежно скрыты от меня. Тем вечером, когда погиб Рубен, часть тумана плотно окутала всю тебя.

Но я понимал, что это то, что нужно. Возможность развеять тучи и вернуть мне мою безоблачную девочку.

– Ладно, – сказал я. – Хорошо, Синтия, так и сделаем.

Она улыбнулась с гордостью, и за густо накрашенными глазами и губами я даже разглядел, что твоя мама тоже гордится, и на мгновение стал немного сильнее. Я снова стал мужчиной, способным защитить нас от всего, что бы ни намеревался устроить Рубен.

В тот вечер, все еще помня слова Синтии, я приготовил тебе твою любимую с детства еду – пастуший пирог и яблочную шарлотку.

– Брайони! – позвал я тебя. – Дорогая, к столу!

Ты не шла. Я изо всех сил пытался сохранять спокойствие.

– Брайони, пожалуйста, спустись в кухню.

Наконец, ты явилась, моя голодающая бедняжка. Твои ноздри заметно дернулись, когда ты ощутила запах еды, но постаралась не выражать ничего, кроме своего мрачного расположения духа. Ты села. Губы надуты. Руки безвольно болтаются, как весла брошенной лодки.

– Гляди, – я достал из духовки пастуший пирог.

– Я не голодна, – сказала ты.

Я попытался растопить твое сердце и рассказал о запланированной поездке по магазинам.

Твои губы дрогнули.

– И что, я могу выбрать все, что захочу? Не обязательно длинное платье в цветочек или рубашку с воротничком? Я могу купить то, что мне нравится?

Я неохотно выдавил «да».

– В пределах разумного.

Ты слегка удивилась, гадая, видимо, не станет ли этот жест началом более масштабных перемен, и уселась есть свой пастуший пирог. Не успела ты попробовать его, как зазвонил телефон, и ты побежала отвечать. Судя по твоим беззаботным интонациям, звонила Синтия. Вы немного поболтали, время от времени хихикая.

– Правда? – спрашивала ты, а я старался расслышать, что бормотала Синтия на том конце.

– Па-ап? – обратилась ко мне ты спустя минут пять. Последний раз ты была такой милой много недель назад. – Бабушка спрашивает, можно ли мне прийти к ней в мой день рождения. Говорит, что я могу пригласить друзей.

Я еле сдерживал злость. Как Синтия смеет подрывать мой авторитет? Почему она не сказала об этом, когда предлагала мне поездку по магазинам? Я схватил телефон.

– Синтия? Что происходит?

Она застонала, как бегун, который только что понял, что забег будет длиннее, чем он рассчитывал.

– Послушай, Теренс. Я думаю, ей можно устроить небольшую вечеринку.

– Вечеринку? – выплюнул я. – То есть я весь вечер буду там сидеть и слушать кошмарную музыку?

– Нет, Теренс, – твердо ответила Синтия. – Ты не будешь весь вечер там сидеть и бездельничать. Я тебя не приглашаю. Это девичник.

Мы говорили, а я видел, что ты смотришь на меня с мольбой, сложив руки в просящем жесте.

– Так ей можно прийти?

– Да, – церемонно ответил я. – Ей можно.

Я положил трубку и попытался успокоить себя тем, что Синтия запланировала именно девичник. В конце концов, лучше ты