Но хуже всего было содержимое ямы.

Здесь лежали трупы, находящиеся на разных стадиях разложения, начиная от вздувшейся плоти и заканчивая пожелтевшими костями. Стоял безнадежно запутавшийся скелет оленя, задрав в небо рога. Повсюду валялись кости енотов, скунсов, лис, змей и птиц. Справа стоял свежий труп еще недавно бившейся лани. Нью повернул голову налево, и шипы поцарапали его шею.

Менее чем в шести футах от него стоял оплетенный зарослями скелет человека. На нем были обрывки красной фланелевой рубашки, украшенные бахромой кожаные штаны и ботинки. Вдоль позвоночника торчали шипы, а сквозь череп пророс вьюнок. Правая рука скелета была вывернута за спину под острым углом, кости явно были сломаны. В нескольких футах от скелета лежало проржавевшее ружье, а на поясе висели пустые ножны.

Нью яростно боролся за свободу, но колючие кольца еще крепче обвились вокруг его груди.

– Помогите! – крикнул он. – Натан! Беги за помощью! – У него страшно болела голова.

Натан несколько секунд не отвечал. Затем сказал:

– Нью, я боюсь. Мне кажется, я сейчас что-то слышал. Чьи-то шаги.

– Беги за помощью! Беги к маме! Скорей, Натан! – Шип глубоко вонзился ему в щеку.

– Я что-то слышу, Нью! – Голос мальчика дрожал. – Оно приближается!

Взошла луна. Как тыква, подумал Нью, и похолодел.

– Беги, – прошептал он, а затем закричал: – Беги домой, Натан! Давай! Бегидомой!

Когда голос Натана донесся до него, в нем опять была уверенность.

– Я бегу к ма! Я спасу тебя! Вот увидишь! – Послышался треск, будто Натан продирается сквозь кустарник, затем слабый крик: «Вот увидишь!», и наступила тишина.

Подул ветер, и в яму полетели увядшие листья. Нью слышал свое прерывистое дыхание. Вокруг сгустился запах смерти.

Он не знал, сколько прошло времени, но он внезапно задрожал, как будто ужасный болезненный холод пронизал его до костей. Что-то смотрело на него. Он чувствовал это так же ясно, как борзая чует кровавый след лисицы. Он взглянул наверх, на край ямы, и его сердце учащенно забилось.

На краю ямы, тридцатью пятью футами выше его в лунном свете стояла фигура. Она была закутана в черное и держала под правой рукой что-то, похожее на мешок.

Нью хотел было заговорить, но кровь застыла у него в жилах, и он понял, на что смотрит.

Фигура не шевелилась. Нью не мог сказать, что это было, но она как будто бы смутно напоминала человека. То, что было у нее под рукой, также не двигалось, но Нью на короткое ужасное мгновение заметил, как в лунном свете блеснуло белое перевернутое лицо. Лицо маленького ребенка.

Нью моргнул.

Фигура исчезла. Если вообще была. Она пропала бесшумно, в стуке его сердца.

– Натан! – закричал он. Он продолжал звать своего брата до тех пор, пока его голос не превратился в усталый шепот. Его душу окутывало то же черное отчаяние, что и тогда, когда он видел, как гроб с отцом опускается в землю.

БЕГИ, БЕГИ, ЛЕТИ СТРЕЛОЙ И ДОМА ДВЕРЬ ПЛОТНЕЙ ЗАКРОЙ – В ЛЕСУ СТРАШИЛА РЫЩЕТ, ДЕТЕЙ НА УЖИН ИЩЕТ…

С его губ сорвался дрожащий крик боли. Но вокруг него лишь гремели на ветру кости.

Рикс одевался к обеду. Когда он завязывал галстук, его внимание привлек порыв ветра, разметавший кроваво-красные листья напротив его окна, выходящего на запад. Деревья на мгновение раздвинулись, как бушующее море, и Рикс увидел вдали дымоходы и высокую крышу Лоджии Эшеров, окрашенную в оранжевые и багряные цвета заходящим солнцем. Деревья опять сомкнулись.

Он был вынужден заново перевязать галстук. Его пальцы сделали неправильное движение.

Когда ему было всего девять лет, он попал в Лоджию в первый и последний раз. Бун заманил его туда играть в прятки. Рикс должен был искать первым. Там было темно, но у них были фонарики. Бун установил следующие правила: прятаться только на первом этаже и не заходить в восточное и западное крыло. Теперь закрой глаза и сосчитай до пятидесяти. Рикс начал искать, досчитав до тридцати. В Лоджии не было электричества, так как с 1945 года в ней никто не жил, и там было тихо. И холодно, как зимой. Чем дальше он заходил в глубь Лоджии, тем холодней становилось. Это было странно, потому что стоял октябрь и снаружи было еще тепло. Но Лоджия, теперь он был в этом уверен, не принимала тепло. Там всегда царил январь, мир льда и чуждого величия.

Мракобесие, подумал Рикс. Это было слово, которое он думал когда-нибудь использовать в качестве заглавия своей книги. Означало это что-то, имеющее отношение ко злу, имеющее самые злые намерения. Лоджия, построенная на доходы от разрушений и предназначенная давать кров поколениям убийц, как Рикс называл своих предков, была исчадием ада. Если сравнивать Эшерленд с телом, то Лоджия – это его злобное сердце, теперь тихое, но не остановившееся. Как Уолен Эшер, Лоджия слушает, размышляет и выжидает.

Когда ему было девять лет, она поглотила его своей пастью почти на сорок восемь часов и по-звериному терпеливо пыталась переварить. Иногда, когда сознание Рикса дает сбои, он возвращается в то время, обратно в темноту Лоджии, навалившуюся на него после того, как слабые батарейки, которые Бун подсунул в его фонарик, сели. Он не помнил хорошо все, что там происходило, но он не забыл темноту, кромешную и пугающую, ее ужасную, тихую силу, которая сначала бросила его на колени, а затем заставила ползти. Тогда он не знал, что в Лоджии около двух сотен комнат, и что, в соответствии с безумными – а может, и проницательными – планами этажей, в Лоджии были безоконные пространства, к которым не вел ни один из доселе известных коридоров. Ему казалось, что он припоминал падение с длинной лестницы, сбитые коленки, но все это все эти воспоминания для него были окутаны мраком. Всего лишь тени, которые он старался держать за закрытой дверью.

Он проснулся в своей постели несколько дней спустя. Кэсс позже рассказала ему, что Эдвин пошел внутрь и нашел его, бродившего по второму этажу восточного крыла. Рикс слепо ходил по Лоджии, натыкаясь на стены и двери, как заводной игрушечный робот. Бог знает, как он не свернул там себе шею. С тех пор он не переступал порога Лоджии.

Образ висящего на крюке скелета с кровоточащими глазницами медленно проник в его сознание. Он быстро отогнал его. Голова тупо болела. Бун намеренно заманил его тогда в Лоджию и сделал так, чтобы он заблудился.

Рикса казалось забавным, что Уолен и близко не подпускал Буна к «Эшер армаментс». Бун даже ни разу не был на заводе, а у Рикса такое желание и не возникало. Хотя скачки, казалось, были его главным занятием, Бун владел агентством по найму артистов с офисами в Хьюстоне, Майами и Новом Орлеане. Он помалкивал о своем бизнесе, но как-то похвастался Риксу контрактами «примерно с дюжиной таких симпатичных голливудских актрис, что у тебя слюнки потекут».