— Сюда! Следуй за мной!

Тети сделал еще несколько шагов, что вполне удовлетворило Пуемре.

— Какое прошение у тебя к верховному жрецу Амона? — без обиняков спросил Хапусенеб и нетерпеливо добавил: — Говори, маг!

В Тети поднялось желание немедля убраться отсюда, ибо в тот момент ему показалось немыслимым вступать в соглашение с этими индюками. О Великая Эннеада! Он вовсе не считал себя магом, колдуном или чародеем! Его эксперименты, его успехи во врачевании основывались не на каком-то там шарлатанстве или заклинаниях, имеющих весьма сомнительную пользу. Он, Тети, — человек науки! Человек блестящего ума!

Между тем Хапусенеб продолжал свой допрос:

— Что ты принес в своей корзине?

— Кровь Ра, — ответил Тети столь же прямо, и его лицо расплылось в торжествующей ухмылке, ибо жрецы Амона застыли подобно соляным столбам. Ни одному смертному не дозволено быть неучтивым с пророками Амона, так что любая шутка исключалась. Вопрос лишь в том, что скрывается под этим загадочным «кровь Ра».

Огорошенные заявлением странного посетителя, жрецы, словно два ученика в доме писца, поочередно отвечали на все дальнейшие вопросы Тети. Нет, здесь никто не помешает, ибо никто не посмеет сюда войти, пока не последует удар золотого гонга; да, они не поддадутся страху, даже свершись в следующее мгновение чудо пред их глазами.

Как только на стенах, выложенных красными и синими плитками, погасили масляные светильники, Тети вынул из своей корзины светящийся стеклянный сосуд и молниеносным движением выплеснул его содержимое на полированный мраморный пол. Странная жидкость тут же забурлила, зашипела, а затем посыпались искры, желтые и зеленые, — и в темном помещении стало светло, как при ярком свете дня. Словно сраженные молнией, пророки Амона бросились на пол, положив головы на согнутые в локтях руки.

Тети торжествовал.

— Это кровь солнца, которую открыл Тети. Не маг Тети, не колдун Тети, нет! Тети гений — гений науки! — восклицал он.

И пока пылающая вода растекалась по залу тонкими светящимися ручейками, заполняя зазоры между мраморными плитами, Хапусенеб и Пуемре боязливо отползали от жидкого огня, бормоча молитвы подобно носильщикам барки Амона в месяце паофи на священном празднике Опет:

— О, кровь Амона-Ра, пересекающего небесный океан на золотой барке, помилуй твоих слуг-гребцов!

Тети наслаждался триумфом.

С ужимками, как зазывала на рыночной площади, он стал скакать над светящимися лужицами и ручейками, будто хотел показать свою власть над происходящим и продемонстрировать: смотрите, меня не устрашает кровь Ра, потому что я ее открыл!

С трудом вернув себе самообладание, жрецы настороженно рассматривали текучий свет. Затем, подобравшись поближе, они качали головами и бросали взгляды на Тети, который стоял с широко расставленными ногами и скрещенными на груди руками и ухмылялся. Это была язвительная ухмылка, злобная гримаса человека, над которым всю жизнь глумились, которым пренебрегали, и вот теперь, когда боги были посрамлены, его призвали на высокий совет.

— С этим, — благоговейно изрек Хапусенеб, — вся земная власть у тебя.

Тети покачал головой.

— Еще нет, но я могу достичь ее! С кровью Ра я могу выследить любого врага в ночи, могу заставить народ работать во тьме, как при свете дня. Могу рыть тайные ходы в глубоких пещерах без помощи серебряных зеркал. Где только и когда только ни повелю, настанет день, ясный белый день. Само око Гора будет мне подвластно!

Оба жреца дружно закивали.

— И какую ты хочешь награду за эту тайну?

— Награду? — Тети расхохотался. — Награду! Ни золотом пустыни, ни стадами в тысячи голов на плодородных землях Нила, ни угодьями в дельте не расплатиться вам за мою тайну.

— Ты хочешь сохранить ее? Унести с собой в гробницу?

— Верно, — ответил Тети, — хотя, возможно…

— Возможно что? — Хапусенеб и Пуемре подступили к нему.

— У вас, бритоголовых, большая власть, — издалека начал Тети.

Пуемре перебил его:

— Власть не у нас в руках, боги направляют наши деяния. Мы служим воле богов.

Тети нетерпеливо отмахнулся:

— Где владения, там и власть. Ваши богатства от подношений больше того, чем владеет фараон. И народ скорее перестанет повиноваться воле царя, чем так называемой «воле богов». А это значит, что фараон — всего лишь правитель вашей милостью.

Бритоголовые оторопело молчали. Первым опомнился Хапусенеб.

— Фараон — сын Ра! — воскликнул он, и в словах его послышалась угроза.

— Ублюдок он! — бросил Тети в лицо верховному жрецу. — Или ты в самом деле веришь, что в жилах Мутнофрет течет кровь бога солнца? Ты только посмотри на этого Тутмоса! Разве не выглядит он как дитя с запоздалым развитием, нравом стельной коровы и умом нубийского раба?

— Он — законный преемник на троне Гора! — вступился Пуемре.

— Законный, законный!.. А что есть закон в царстве фараоновом? Закон — это то, что вас устраивает, вам выгодно и не подрывает вашу власть! С таким же правом, как Тутмос, и я мог бы быть фараоном!

— Его отцом был Тутмос, сын бога, да живет он вечно!

— А моим отцом был Антеф, да живет он вечно! Только не через отца передается кровь солнца, а через мать, главную царскую жену. У Яхмос нет сына. Вот и сделался Тутмос фараоном — только потому, что царь однажды взял его мать. А почему бы ему не соблазнить мою мать? Она была куда пленительнее Мутнофрет!

— Если я тебя верно понял, ты предъявляешь притязания на трон? — осторожно осведомился Хапусенеб.

Прежде чем заговорить снова, Тети основательно обдумал ответ.

— Я не предъявляю никаких притязаний, — осторожно произнес он. — Но уступлю требованию народа, если он захочет увидеть меня на троне!

— Ты не в своем уме!

— Не больше, чем молодой Тутмос, который исполняет обязанности царя соответственно своим способностям каменотеса с горных склонов. А я — человек науки. Пусть и не благороден по рождению, зато умею лечить больных, вырезать опухоли из их внутренностей, знаю, по каким каналам сердце человека качает кровь. А теперь еще я открыл кровь Ра, перед которой люди будут падать ниц и поклоняться ей.

— Проклятие Амона падет на твою голову! — выкрикнул Пуемре, однако Хапусенеб, старейший из жрецов, сдержал неразумный порыв, положив руку ему на плечо.

— Не клади его слова на чашу весов, — обратился он к Тети. — В нем еще нет рассудительности зрелого возраста, присущей тебе. Во всяком случае я не сомневаюсь: ты знаешь, что делаешь.

Тети, хладнокровный и хорошо владевший собой, кивнул.

— Так и есть. Если бы я хотел сохранить тайну для себя, меня бы здесь не было.