— Пожалуйста, пристегните ремни, — говорит Крис, изо всех сил стараясь сделать голос похожим на голос пилота в самолёте.

Я ни разу не летал, но наверное, на это оно и похоже — самолёт мчится по полосе, набирает скорость, отрывается от земли, постепенно поднимается выше, под ним проплывает стадион Байт Сити, вдалеке — свет прожекторов QPR[12], Кортина выносит нас на эстакаду, и вот мы над городом, Лондон развернулся под нами. Мы на Уэствэе, для этого мы и ехали сюда.

— Давай, — говорит Смайлз, боясь, что Дэйв опять всё испортит. Дэйв вынимает кассету и вставляет другую. Ждём, когда на сцене появятся Clash. Мик Джонс настраивает гитару, Джо Страммер проверяет микрофон. Вот она, жизнь — пощипывание сидра во рту, тысячи плоских, как в «Мэри Поппинс», крыш вокруг, бетонные башни Ноттинг Хилл и стеклянные стены Уэст-Энда, башня Центрального почтамта возвышается над сетью улиц, как в «Монополии». Крис до конца выжимает газ, мы вместе поём «London’s Burning», уделываем один Яг[13], за рулём — какой-то гомик во флотской фуражке и таком смешном маленьком плейбойском шарфике, как показывают по телеку. Даже не думал, что такие есть на самом деле. Песня немного затихает, но это ничего не значит, просто смех, мелькают фонари, огни на Нортхолте ярче, зато эти пульсируют в ритме музыки. Правильно говорят — у нас отличные дороги. Мы знаем слова наизусть и ловим каждый звук. Лучше способа провести ночь нельзя и придумать — Лондон, такой огромный и волнующий по сравнению с нашим городом, где про нас окончательно забыли и совершенно нечего делать, а здесь всё как на вершине, в крупном городе, тут всего больше — богатства, нищетыу музыки, магазинов, развлечений.

Дома остались пабы и бесконечные дискотеки, клубы и ряды магазинов, стадионы и автоматы для пинбола, «Кот Балу» для тедди и «Одеон» для парней, которым хочется поразвлекаться на задних рядах. Но, за исключением этого, весь город — питающее дороги и транспортные маршруты, скопление домов вокруг лабиринта заводов и складов промышленной зоны и скучающие подростки, застрявшие чёрт знает где.

Если тебе примерно столько же лет, как нам, то там нечего делать, зато здесь, в Сохо и Кэмден Тауне, хватает концертов, постоянно что-то происходит, больше разных людей, домов — от здоровенных до каких-то хижин, рядом с такими клёвыми старыми особняками, которых больше нигде и не бывает. У парней в Лондоне есть работа, есть освещенные спортплощадки и шумные молодёжные клубы, есть куда пойти и чем заняться. Дома большие, построены на века, не то что наша дешёвка: главное — не качество, а количество. А ещё, если верить Дэйву, тут толпы педов, прямо целые пабы. Неизвестно почему, но в Слау нет ни одного гомика, это точно.

— Осторожно, — сзади подаёт голос Смайлз. — Ты чуть не врезался в то такси.

Крис оборачивается, ухмыляясь, — я, кстати, тоже испугался, уж слишком круто наш Джеки Стюарт[14]входит в поворот. За рулём такси седой шофёр, мигает нам фарами. Я уже вижу, как мы проламываем ограждение и грохаемся на землю внизу, Кортина съезжает по насыпи — эти звуки тоже присоединяются к звукам Уэствея. Неохота кончить жизнь так же, как этот мудак Джеймс Дин[15].

— Постеры с твоей рожей после этого всё равно не будут печатать, — смеется Крис. — Так что не пизди, мудаГ.

Дэйв смотрит на Криса как на больного, уже трое из нас четверых думают — пора заканчивать с этими американскими горками, вот бы кто-нибудь повернул тормоз. В машинке на аттракционе, где в тебя врезаются все кому не лень, тряска и то меньше — только не говорите Крису. Его накрыло, он делает музыку громче, а едет потише, поездка уже не так напрягает, мы съехали с эстакады и рулим по улицам, останавливаемся на светофорах, подземка Бейкер-стрит — слева, дома — по обеим сторонам, огромные мраморные дворцы, как будто перенесенные сюда из фильмов Майкла Кейна, а где-нибудь там, в обшитом деревянными панелями кабинете, Джеймс Бонд проверяет на Манипенни, как работает шпионский отравленный гондон. Едем дальше, видим Кэпитал Радио, бесимся.

— Настройся — не нашу волну, — говорит Смайлз.

Знак показывает поворот на Кэмден Таун, и мы сворачиваем влево перед тоннелем, несёмся среди грязных стен по пыльным улицам, населённым маразматиками пополам с местными джеками-потрошителями, мимо многоэтажки и станции Морнингтон Кресент, поворачиваем на боковую улицу. Крис паркуется, мы выпрыгиваем из машины и идём, сутулясь. На главной улице мы уже вне подозрений, замедляем шаг, вполне довольные собой, сбоку из арки вываливается нечто, размахивающее бутылкой, орёт на нас, мотая волосами, слипшимися в сосульки, почти как дреды у раста-манов. Глаза у нее мутные, кожа на лице шелушится, ноги обёрнуты газетами и обмотаны верёвками. Мы уклоняемся и идём дальше, не оглядываясь, взгляд снова вниз — в Слау, где почти все местные и хорошо знают друг друга, такого не увидишь, — проходим мимо кондитерской, немного взбодрились, шутим на тему молока на губах, которое не молоко, рифмы к «звезда-поезда», хей, веселей, двери индийского ресторана выплевывают облака карри, за тёмными исцарапанными стёклами ирландского паба слышны звуки банджо и скрипки.

— Вот это он и есть, паб ИРА, — говорит Дэйв. — Этот, и в Килберне. Пэдди тут собирают деньги для террористов, а если попробуешь не дать — получишь по голове.

— В жопу их, — говорит Крис и харкает прямо на порог. — И как только никто их не выкинет отсюда. Мы живем в своей, блядь, стране. А всякие уроды взрывают тут бомбы.

Рядом есть хорошие пабы, большим пивным тут уже по несколько сотен лет. Живая история — их стены, резной потолок, старые деревянные и каменные стойки. Это лучшее, что есть в Лондоне. После музыки. Станция с бегущими во все стороны потоками людей осталась через улицу от нас, там, у входа — толпа бродяг выпрашивает мелочь. Их, наверно, человек двадцать, мужчины и женщины. У них ирландский, шотландский, северный акцент и запах старых вещей с распродажи. Мы идём дальше, к мосту через канал, мимо других пабов, проходим и сворачиваем направо, под железнодорожный мост. С улицы «Хоули Арме» не заметен, но мы были тут раньше, и вот — проталкиваемся внутрь набитого заведения.

— Твоя очередь, — говорит Дэйв Смайлзу.

— Всегда моя очередь.

Вместе со Смайлзом мы продираемся к стойке, ждем своей очереди и одновременно оцениваем обстановку. Здесь есть достаточно красивые девушки, большинству — семнадцать или больше, это нам не по карману, но все равно приятно смотреть на них и мечтать, есть панкухи в кожаных куртках, с ирокезами, чёрными или обесцвеченными волосами, но по большей части тут сидит обыкновенный народ, особенно парни.

— Тебе сколько лет? — спрашивает барменша, и Смайлз надувается, привстает на носки и понижает голос: «Восемнадцать».