Понятия не имею.

— Просто они старше, — отвечает Крис. — В этом всё дело. Будь нам по двадцать или по сорок, они были бы нам до лампочки. Но они все старше, опытней. Ну как если бы твоя девчонка была старше тебя. Ничуть не хуже пятнадцатилетней, разве что внешне.

— Короче, ты хочешь сказать, что если тебя приберёт к рукам женщина старше тебя, ты ей откажешь? Только представь, сколько всяких штук она может знать. Помнишь ту стриптизёршу? Думаешь, она знает о сексе не больше школьницы?

Мы ходили в паб, где по воскресеньям бывает стриптиз, на окнах — плотные шторы, народу полно, сесть негде, на сцене баба годов тридцати, а такое тело мы могли видеть только в порножурнале. Хозяин крутнул пару песен перед её номером. Настоящая профессионалка, чуть ли не сотня мужиков вмиг забыла, как их зовут, а она кружилась вокруг серебряной ёлки, груди украшены кисточками, лента свивается у ног. Потом девушка наклонилась, на мгновение всё стало видно, но тут какой-то парень рванулся вперёд, зарылся лицом в её ягодицы, пытаясь достать зад языком. Улыбнувшись, она исчезла за сценой, а клиентов стали обходить с кувшином. Она всем понравилась, и кувшин быстро наполнялся монетами. Занавес опустился, голодных стали кормить, а на нас наорал хозяин, типа, возрастом не вышли.

— Красивая была стриптизёрша, — с любовью в голосе говорит Крис.

— Грязная арабка, — отзывается Дэйв. — Как вспомнишь, как этот козёл засунул язык ей в жопу, так на всю жизнь потеряешь охоту сексом заниматься.

— Номер был всё-таки классным.

— Заткнись. Тебе бы на сцену, наперегонки с тем козлом.

Бев, мамаша Дебби, что-то кричит и машет рукой. Правду говорят, что каждая девочка — чья-то дочь, мать, сестра. Вот мы смотрели стриптиз, а вдруг у неё где-то есть дети, и она делает, что умеет, чтобы заработать на жизнь, и, конечно, мать у неё тоже есть. А какой-то хрен лезет языком в жопу. Или те фотки с животными. Вряд ли женщины сами хотели. Заставили, не иначе, кого интересует их хотение.

— Забудь, — говорит Крис, — профессиональные стриптизёры на самом деле ничего не позволяют, они показывают себя, и всё — короче говоря, динамят.

— Ты-то откуда знаешь?

— Читал в газете. Интервью со стриптизёршей. Те, что трахаются на сцене — не профессионалы.

Мы минуту размышляем.

— Спорим, каждый мужик, придя домой, подрочил, вспоминая её, — говорит Крис.

Ага, я-то уж точно.

— Так ты, говоришь, нет? — спрашивает Крис.

— Только не я. И не я.

— Я подождал до следующего дня.

— А ты, Джо?

Говорю им, что никогда не делал ничего подобного.

— Крутой парень. Давай вали за пивом, твоя очередь. Говорю Дэйву, что покупал только что, а Крис покупал первым.

— Значит, моя очередь, — отвечает Дэйв и топает к бару.

— Что ты думаешь о тех фотках? — спрашивает меня Крис.

Честно говорю, что я думаю.

— Ага, я тоже так считаю.

Возвращается Дэйв, и мы разбираем выпивку, пока он её не пролил. Бинго заканчивается, остаётся одна пьянка, но здесь всё по-хорошему, тихо-мирно. Мы не спешим, но всё равно к закрытию по семь пинт выпиваем, напоследок пришлось скидываться. Треплемся о музыке, девчонках, потихоньку пьянеем, заводимся из-за ерунды и всё такое, как обычно оно и бывает. Про Смайлза я молчу. Хочет сохранить всё в тайне — его право. Это его проблема, ему и решать.

— Ну что, сваливаем? — говорит Дэйв. — Выпили в самый раз.

Бредём к перекрестку, на углу мамаша Дебби прощается с подружками. Солдат Барри вышагивает вниз по улице с двумя мужиками. Поравнявшись с каким-то ирландцем, вдруг даёт ему в рожу. Тот падает, и дружок Барри бьёт его ногой. Фишер стоит скрестив руки, в начищенных башмаках вдруг отражается свет фар — это Кортина вваливается на тротуар, распихивая собравшуюся толпу. Дверь машины распахивается, врезаясь прямо в Солдата Барри. Отец Томми Шеннона выскакивает из машины и отвешивает Барри плюху. Первая жертва Барри отползает к стене бара, наблюдая оттуда за ходом событий. Фишер приходит в себя и врезает водиле, выбравшемуся из машины, промеж глаз. Образцово так врезает, но безрезультатно. Тут же получает от того коленом по яйцам и ковыляет в сторонку, согнувшись пополам. Меня аж передергивает — вспоминаю теннисные мячики, которыми я прикрывал яйца, играя в футбол. Но те истории, которыми Дебби уже проела мне плешь, заставляют меня радоваться, представляя себе его расплющенное хозяйство. На место умчавшейся Кортины прибывает полицейская машина, два копа выскакивают на середину пустой улицы, размахивая дубинками под скрежет раций.

— Ужас какой! И что на них на всех нашло? — мать Дебби берёт меня за руку.

Все участники драки сматываются кто куда, вижу прямую спину Солдата Барри, которого уводят приятели.

— Проводишь меня? Моя приятельница ушла, хоть я и просила подождать, — ногти Бев впиваются мне в руку. Мгновенно трезвею, оглядываюсь, надеясь обнаружить парочку этих недоделанных панков — Криса и Дэйва, но они слиняли, чтобы копы не загребли и их за компанию. Взрослый мужик, провожающий настоящую взрослую женщину — вот кто я теперь. Голова гудит от выпитого.

— Пойдём вдоль канала, так быстрее. И ты можешь звать меня Бев, — говорит она.

Мы переходим дорогу и идём к каналу. В воде отражается луна, мы медленно бредём в темноте. Здесь другой мир и другой воздух — чистый и в то же время несвежий. В школе нам рассказывали, как по нашей ветви канала вывозили кирпичи в Лондон. Город строился, и кирпичные заводы снабжали его сырьём. Когда закончились кирпичи, начали вывозить гравий баржами, а ямы заваливали отходами, вывозимыми из Лондона. Короче, мы помогали строить Лондон, а нас за это заваливали всяким ненужным дерьмом. Мы даже сумели посмеяться над собой, когда слушали про это. Сейчас канал — место заброшенное, и я сюда не хожу.

— Сколько себя помню, мужчины вечно машут кулаками. Женщин это не возбуждает, скорее наоборот.

Бев касается моей руки, и я чуть не подпрыгиваю. Второй раз. Она обнимает меня за плечи, и я просто задыхаюсь от запаха её духов. Что, если она хочет потрахаться под мостом? Представляю, как она укладывается на цементный склон и раздвигает ноги перед пацаном в десятидырочных мартенах, всякие там резинки пусть использует Дебби со своим армейским дружком, а пацан обнаруживает, что его розовая креветка съежилась от страха и геройствовать не собирается. Нет уж, я ещё ребёнок, и проблемы мне не нужны.

— Не вижу, куда шагаю — мы точно никуда не свалимся? Медленно бредём сквозь прекрасную ночь, чистое небо усыпано миллионами ярких точек. Один я здесь не бывал, но мне совсем не страшно, потому что Бев вполне взрослая, годится мне в матери. Смеюсь над собой, гляжу в воду, лёгкая рябь пробегает по окошкам чистой воды. Доходим, наконец, до моста, под мостом темно и воняет тухлым пивом, мочой и дерьмом, но меня снова окутывает запах духов Бев, когда она обнимает меня за плечи и берёт за руку.