– Алло, это Люся? – услышала она на том конце незнакомый голос.

– Да, – немного удивленно подтвердила Черепашка.

– А я Аня. Мне про тебя Клим рассказывал. Сообразила?

– Сообразила, – эхом отозвалась Люся. Раздетая и мокрая, она зябко передернула плечами, потом оглянулась вокруг и, действуя почти автоматически, схватила висящий на спинке стула махровый халат и накинула его себе на плечи. – Я тебя слушаю, – проговорила она, поскольку на том конце молчали.

– Тут такое дело… В общем, мне Клим вчера все рассказал, что между вами произошло…

– Между нами ничего не было, – поспешно и испуганно заверила свою собеседницу Черепашка.

– Да я не про то, – досадливо произнесла Аня. – Я совсем даже наоборот… Сейчас ты все поймешь, – пообещала она, после чего заговорила торопливо и еще более сбивчиво, словно опасаясь, что ее прервут: – Клим… ну, он же необычный человек… Ты ведь это уже поняла, верно? Он тебе про вены рассказывал, ну про то, что я их вскрыть пыталась?

– Да, – не стала отпираться Черепашка.

– Так вот, это все правда… Но того парня, из-за которого я это сделала, я любила. Понимаешь? Лю-би-ла, – по слогам повторила она. – А Клим… Я ему очень, просто безумно благодарна. Можно сказать, что он меня спас. Да так оно и было. Мне тогда казалось, что я никому, вообще никому не нужна. Понимаешь?

– Понимаю, – ответила Люся.

– А тут вдруг он, – продолжала Аня. – Но между мной и Климом никогда ничего больше дружеской, чисто дружеской, понимаешь, привязанности не было. Никогда и ничего. И я ему сразу сказала, что не надо мне никаких слов давать, что ты еще встретишь девушку, которую по-настоящему полюбишь. Вообще-то я, когда говорила это, надеялась, что и я встречу парня, которого смогу полюбить и который меня полюбит тоже… Потому что самое главное, что сделал для меня Клим, – это то, что он помог мне снова поверить людям, поверить в то, что не бывает на свете людей, которые никому не нужны. Теперь-то я точно это знаю. Короче, он, видимо, решил принести себя в жертву, как бы дико это ни звучало. Понимаешь?

Черепашка слушала молча. Слушала Аню и стук своего измученного, но уже почти счастливого сердца.

– Я ему говорила, как только я ни пыталась убедить его, что мне не нужно, чтобы меня любили из жалости, говорила, что мое к нему отношение нельзя назвать любовью, в том смысле, ну ты понимаешь… Потому что на одной лишь благодарности, какой бы огромной и искренней она ни была, любви не вырастет. С его стороны – жалость, а с моей – благодарность. Это все, конечно, здорово, только к любви между парнем и девушкой никакого отношения не имеет, как мне кажется. Ты согласна?

– Согласна, – дрогнувшим голосом ответила Черепашка.

Аня все больше нравилась ей.

– А три недели назад я встретила Андрея… – Люся услышала, как Аня вздохнула. – Не знаю, конечно, чем все это кончится, да и не хочу ничего загадывать. И сейчас, если честно, я последней сволочью себя чувствую. Клим-то мне сразу, в первый же день про тебя рассказал, а я ему про Андрея так и не смогла сказать… Мы же слово друг другу дали только правду говорить, он сдержал слово, а я вот не смогла… Я понимаю, что моя просьба прозвучит дико… Если что, ты меня просто пошли подальше и все дела… Я не обижусь. В общем, Люсь… Ты не могла бы сделать это за меня?

– Что «это»? – не сразу сообразила Черепашка.

– Ну рассказать, что у меня есть Андрей.

– Не знаю… – Просьба Ани и в самом деле ошарашила Черепашку. – Я… наверное… могла бы… Но Клим… он ведь не станет мне звонить…

– Не станет, – с воодушевлением подтвердила Аня. – Сделай это сама.

– Но мы ведь уже… вернее… Клим поставил точку в наших отношениях. Понимаешь?

– Какую точку?! – возмутилась Аня. – Это же все бред! Ты только подумай, вы с Климом любите друг друга, я тоже люблю Андрея, а ты говоришь про какую-то точку!

– Это так… Но мне… мне нужен хоть какой-то повод…

И в эту секунду Люсин взгляд упал на свитер Клима, который тот так и не забрал вчера. Свитер висел на спинке стула. Не удержавшись, Люся схватила его и, скомкав, прижала к пылающим щекам. Шерсть еще хранила запах туалетной воды, которой пользовался Клим.

– Почему же она сама не рассказала обо всем? – Сейчас Клим был похож на обиженного ребенка.

– Стыдно, неловко… – Черепашка сидела на коленях у Клима, обвив руками его шею. – Что тут непонятного? Это ты такой честный. Но пойми, что второго такого человека на свете нет!

– А мы с тобой? – Он с надеждой заглянул Черепашке в глаза. – Мы сможем всегда говорить друг другу правду?

– Только если ты поцелуешь меня сто тысяч раз, – хотела было отшутиться Люся, но Клим очень серьезно посмотрел на нее и сказал:

– Я согласен. Только как же мы будем считать? Губы-то…

Но Черепашка не дала ему закончить фразу.

– Начали! – скомандовала она и закрыла глаза, подставляя свои губы для поцелуя.

* * *

В такую погоду Света Тополян, будь ее воля, вообще бы носа на улицу не высунула. Но в средней полосе даже летом случаются затяжные дожди, которые могут идти и неделю подряд, и даже две. Что уж тут говорить об осени! Делая все через силу, она села на кровати, потом опустила ноги, сунула их в тапочки и, внезапно вспомнив о вчерашнем происшествии, передернула плечами.

Как могла она, здравомыслящий, уравновешенный, в общем-то, человек, пойти на такое? Как вообще это могло с ней случиться? Откуда-то из глубин памяти выплыла фраза: «Бес попутал». Вот уж точно! Иначе и не скажешь. И ладно бы хоть шмотки были стоящими, а то полный отстой. Три каких-то топика, которые она и носить бы сроду не стала! Абсолютно бесполезные вещи. Особенно если учесть, что «зима катит в глаза». Больше всего ей было стыдно перед родителями. Что они теперь о ней будут думать?

Света слышала, как отец, запершись с мамой на кухне, высказал предположение, что это, возможно, болезнь. Еще не хватало, чтобы предки считали ее клептоманкой! А вдруг они думают, что она уже давно таким вот способом промышляет, воруя по мелочам? Только раньше с рук сходило, а теперь вот поймали. Ужас! Нет, но она-то знает, что ничего такого с ней никогда не было. Впервые в жизни решилась на воровство, и то не из корысти, потому что эти топики ей и даром не нужны, а чтобы доказать самой себе, что она не трусиха. А кто, собственно говоря, обвинял ее в трусости? Да никто. Тогда зачем доказывать? Нет, тут что-то другое. Но тогда что? Ответа на этот вопрос Света Тополян не знала. Не знала совершенно искренне, и от этого ей становилось еще страшней…

Впрочем, это уже совсем другая история…