главврачу, который так по-отечески отнёсся к ней в начале лета и даже помог с поступлением, и рассказала о ситуации. Он молча выслушал ее, а потом позвонил знакомому врачу. Из кабинета гинеколога Оля вышла в полуобморочном состоянии. Как приехала домой, совершенно не помнила.

У себя в комнате Оля разделась и подошла к зеркалу. Все выглядело так, как сказала глазастая баба Аня. Втянутый ранее живот и правда слегка округлился. Лицо отекло и покрылось темными пятнами. Изнутри Оля опять почувствовала щекотание и положила руку на это место. Кто-то стукнул в ладонь.

Девушка села на диван и уставилась в чёрный экран телевизора. Слез не было, мыслей тоже. Она тупо пыталась осознать новую информацию и отказывалась в неё верить. В этом положении и застала ее Галина Семёновна.

— Ты почему меня не сменила? — упрекнула она дочь и прошла сразу на кухню.

— Мама, я беременная, — выпалила Оля, — что делать будем?

— Что? Это ты о чем сейчас говоришь? — Галина Семёновна вышла из кухни и остановилась в дверях с хлебом и ножом в руках.

— У меня ребёнок будет.

— Какой? Откуда? Когда успела? — все ещё не понимала мать, а потом охнула и без сил сползла по стенке на пол. Хлеб и нож выпали из ослабевших рук. — Ол-я-я-я! Как же так? — в голос завыла она.

— Не знаю.

— Вставай, пошли в больницу. Надо избавиться от плода.

— Я уже была у врача. Срок большой. Почти шесть месяцев. Мальчик. Он шевелится, — заплакала Оля, уткнувшись лицом в подушку.

Бабуле сообщила о беременности внучки все та же словоохотливая сплетница Аня, когда пришла ее навестить. Варвара Петровна схватилась за сердце, потеряла сознание и к вечеру умерла, не попрощавшись с родными. Хоронили ее всем домом, в котором она прожила без малого семьдесят пять лет. Галина Семёновна добросовестно провела поминки и девятый день, а к сороковому попала в больницу: ноги отказали, нервы не выдержали напряжения последних месяцев.

Вот так на руках у Оли осталась полупарализованная мать и крикливый и шустрый мальчишка с синими глазами. Сначала она перебивалась, как могла, цеплялась всеми силами за привычный образ жизни, старалась совмещать учебу с работой и уходом за сынишкой и больной мамой. А потом плюнула на городские муки, сплетни и косые взгляды, продала их большую трехкомнатную квартиру в городе и купила домик в пригородном посёлке. Здесь же устроилась на работу в местную районную больницу.

Жизнь потихоньку налаживалась.

***

Оля из-под руки посмотрела вдаль: по дороге к больнице приближалась скорая.

— Мама, забирай Веньку и иди домой. Мне работать надо. И ещё… перестань звать его «бисовым семенем».

— А что тут такого? — обиделась мать. — Он такой и есть.

— Семя, может, и бисово, но в мальчишке половина и нашей крови. Пока Венька не понимает, что эти слова означают, но скоро подрастёт. Что будешь делать, если спросит?

— Ладно! Не буду! Иди уже, — махнула рукой Галина Семёновна. — Венечка, — залебезила она перед внуком, — пойдём домой. Я тебе яичницу сделаю. И какао с молоком.

— А конфету дашь? — тут же поинтересовался хитрый мальчишка.

— Ну, что с тобой делать, пострелёнок, дам, конечно.

Галина Семёновна взяла внука за руку, и они медленно пошли обратно. Оля смотрела на них любящими глазами, в которых стояли слезы, и внезапно ощутила такой прилив счастья, какой не испытывала вот уже шесть долгих лет.

Скорая уже показалась из-за последнего поворота, поэтому Оля побежала в приемный покой.

— Кого везут? — поинтересовалась она у врача, полноватого и вечно потного разводящего терапевта, Владимира Владимировича Зотова.

В обязанности врача входил первичный осмотр больных и распределение их по степени тяжести и срочности. Будучи очень осторожным человеком, доктор Зотов не брал на себя большую ответственность, а вызывал нужного специалиста для лечения пациентов. В перекладывании своей работы на чужие плечи ему не было равных. Но держали его в приемном покое не за лень и ненадежность. Как раз наоборот: в экстремальной ситуации доктор никогда не паниковал, чётко отдавал распоряжения и умел принимать сложные решения. Оля недолюбливала его за стойкий запах пота, вызывавший у неё плохие ассоциации, но уважала как высококлассного специалиста.

— Рабочий на лесопилке под нож пилы попал, — ответил Зотов, задумчиво глядя в окно и наблюдая, как скорая разворачивается у крыльца. — Говорят, нога висит на коже.

— А к нам зачем? — проворчала Оля и села за свой стол дежурной медсестры. — Пусть бы везли в городскую травматологию. У нас ни ресурсов, ни специалистов нет.

— Боятся, что по дороге мужик концы отдаст от болевого шока. А сегодня Анисимов дежурит. Сама знаешь, хирург от бога. Кстати, предупреди его и операционную закажи. Все, прибыли, — подскочил доктор, увидев в окно каталку с раненым, вокруг которого суетились врачи. — Иди, встречай!

— Это не моя работа, — привычно огрызнулась Оля, — сами встречайте. Я в хирургию звоню. Она демонстративно схватила телефон.

— Ну, почему ты такая? — досадливо махнул рукой врач и засеменил к двери. Оля пожала плечами: пусть сам выкручивается.

И завертелось…

Рабочая рутина не оставляла ни одной свободной минуты до самого вечера. После раненого с лесопилки привезли мальчика с аппендицитом, осложнённым перитонитом. Бедный ребёнок три дня мучился болями в животе, так как в дальней деревне, где он жил, давно не было медика, чтобы своевременно поставить диагноз. Он лежал на кушетке в ожидании своей очереди и стонал. Бледное лицо покрывала испарина. Оля жалела паренька, но операционная и хирург были заняты.

Потом доставили старичка с инсультом, за ним девушку, покрытую красными пятнами аллергии: наелась клубники в огороде у бабушки. А ещё через полчаса в процедурном кабинете приемного покоя освободившийся после двух операций хирург вскрывал фурункул, а Оля ему ассистировала.

Иногда одновременно лежали на кушетках несколько человек, и Оле тогда приходилось тяжело. Спасал Владимир Владимирович. Он садился за ее стол и начинал размашистым почерком заполнять медицинские карты, пока медсестра делала укол, или брала анализы. Здесь же крутилась и татарка Гульнара — санитарка приемного покоя, шустрая, активная и скандальная тетка. Но она как никто могла поставить на место зарвавшегося пациента, остановить истерику у обезумевшей матери, вынужденной отдать ребёнка на срочную операцию. Ее громкий голос с татарский акцентом слышен был из каждого уголка больницы.

Приемный покой районной больницы принимал всех страждущих от мала до велика, и от слаженной работы персонала зависело здоровье пациентов.

Суточное дежурство заканчивалось в восемь часов утра. К двум часом ночи наконец-то все успокоилось: одних больных оставили в стационаре, других отправили домой. Гуля вымыла полы, собрала использованный материал в пластиковый пакет и