Он сказал:

– О! Я думал, ты скажешь – сын. – Мы с мамой посмотрели на него. – Рад знакомству.

Он кивнул мне. Мама спросила, как он себя чувствует, и он сказал, что участвует в эпической борьбе со своими демонами. Мама расхохоталась и сказала:

– Серьезно? Вау!

– Да, с возрастом я нахожу все больше и больше доказательств, подтверждающих тот факт, что я трагический персонаж.

Мама снова расхохоталась. Режиссер выглядел растерянным. Он сказал:

– Это не смешно вообще-то, это больно.

Мама не могла перестать смеяться. Тогда я тоже начала немножко хихикать. Режиссер нахмурился и перевел взгляд на дальний конец парка, в сторону площадки для выгула собак. Мама сказала, что извиняется. Режиссер сказал, что все в порядке. Он попытался улыбнуться. Наконец он ушел, а мама снова села на скамейку и наблюдала за тем, как он исчезает. Когда он оказался достаточно далеко, мама сказала:

– Боже мой, какой придурок.

Она сказала, что он трогал ее везде – то есть вообще везде – во время одной репетиции, когда пытался показать ей, как симулировать занятия любовью. Она сказала, что он трахнул каждую молодую актрису в городе и со всеми разговаривает свысока. Мама сказала, что мы больше не можем позволить себе терапию, даже со скользящим графиком и даже если будем дарить терапевту бесплатные билеты в театр, потому что такие придурки, как этот высокий режиссер, больше не дают ей роли, ведь она слишком старая, и еще из-за Горда, а еще потому, что он знает, что у нее есть его гребаный номер. Теперь ей нужно ходить на прослушивания ради гребаной рекламы отбеливания зубов.

– Но где папа? – спросила я. Она произнесла кучу всего, но если вкратце – она не знает.

Конечно, сам ты знаешь, где находишься, если только тебя не похитили и не увезли куда-нибудь с завязанными глазами и не покрутили на месте три раза. Бабуля сказала мне, что вся правда, которой ее учили в ее тупом городе, оказалась ложью. И когда ты это поймешь, тебе придется начинать все сначала.

Мы сидели на скамейке и смотрели, как робкие дрочеры играют в свой мини-теннис. Рядом с нами люди с теннисными ракетками ждали, пока они закончат. Мама закричала на игроков в мини-теннис.

– Але! Если не собираетесь использовать весь корт целиком, пусть им пользуется кто-нибудь еще! Играйте на заднем дворе!

Чуваки, играющие в мини-теннис, посмотрели на нее. Мама указала на людей, ожидающих на скамейке с ракетками. Ожидающие сказали:

– О, все нормально, все нормально.

Мама заворчала. Я умирала. Я тихо сказала:

– Чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю… – И тут мама захохотала и забыла о своем стремлении мучить игроков в мини-теннис. Она сказала, что у меня должно быть больше друзей или хотя бы один друг. Я снова сгорбилась и ответила:

– У меня есть друзья! Ты сказала, что друзья могут быть мертвыми!

– И кто же твои мертвые друзья? – сказала она. Она спросила, не хочется ли мне вернуться в школу. Неплохо было бы увидеться со своими живыми друзьями? Я рассказала маме о защите «Снежного городка». Я сказала, что одержима победой. Я дралась с каждым изо всех сил, даже с шестиклассниками, чтобы стать королевой «Городка». Я проливала кровь на каждой перемене и порвала всю свою одежду, но я выиграла, и мне нравится моя рваная одежда, и это того стоило. Мама поздравила меня и сказала, что это определенно была борьба, но не совсем та, о которой она говорила.

– В этом положении ты совсем одна, правда? – спросила она. Ненавижу этот ее терапевтический голос, но я обрадовалась, когда она добавила, что ее вопрос был риторическим, что означает, что мне не нужно на него отвечать. Я бы хотела, чтобы каждый вопрос в мире был риторическим. Она рассказала о своей большой панической атаке, той, что случилась в ночь после смерти дедушки, когда я была маленькой. Она проснулась и не могла дышать, у нее болела грудь, и она думала, что у нее сердечный приступ и что она умрет. Но она не хотела умирать, потому что это оказалось бы уже слишком для Суив. Две смерти за два дня. К тому же она не хотела будить тебя, пап, потому что в этом не было смысла. Вы не могли поехать в больницу вдвоем и оставить меня одну, потому что я была младенцем. Кроме того, она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что она умирает. Она отвезла себя в больницу посреди ночи сама, и в больнице сказали: «О, заходите». Она сказала, что ей кажется, что она умирает, и ее спросили, был ли у нее какой-либо стресс в жизни в последнее время. Ей сказали, что она молода и выглядит очень здоровой. Она рассказала им о дедушке, и они предположили, что это стресс. Они проверили ее, чтобы убедиться, что она не умирает. Они сказали, что ей придется остаться еще на несколько часов, чтобы они могли снова взять анализы. Она сказала «нет», ей нужно вернуться домой и лечь в постель, пока мы с тобой не проснулись и не заметили, что ее нет.

– Не могу в это поверить! – сказала я. – Я не знала, что ты это сделала! Ты действительно быстро управилась!

Мама сказала, что да, ей удалось сперва почти умереть, а потом не умереть так, чтобы никто об этом не узнал.

– Вау!

Я была впечатлена.

– Но это было одинокое время, – сказала она. Она добавила, что теперь, оглядываясь назад, она жалеет почти умирающую, перепуганную себя, которая делала все это в полном одиночестве: ускользнула в больницу и никому ничего не сказала. Она сказала, что борьба бывает разная. Сказала, что это похоже на мою игру в защиту «Снежного городка» в школе. (Я не играю в защиту «Снежного городка».) Одиноко. Она рассказала мне о еще одном случае, когда она поехала в больницу одна. Это была ночь, когда родилась я. Она поняла, что я должна родиться, когда пошла в ванную ночью и увидела каплю слизи с прожилками крови на трусах.

– Так ты объявила о своем скором приходе, Суив! Каплей слизи на нижнем белье! Ха! Привлекательно, правда?

Мы все еще сидели на скамейке на публике, рядом с ожидающими теннисистами, когда она это сказала. Она снова поехала в больницу одна, потому что, когда она сказала тебе, что у нее роды, ты еле проснулся и простонал «о боже» или что-то не особо ободряющее в этом роде, и ее это охерительно