– Светлый князь Казимир Мелецкий. – Слова прозвучали как хрустальные молоточки, бьющие в хрустальный гонг, чисто, светло и высокомерно.

– Рад знакомству, – невозмутимо кивнул священник, – желаете ли представиться вы, Черный?

В этом его обращении близко не было ничего от агрессивного страха Пардуса, от самодовольного отвращения Моюма. Черный – что-то вроде имени, которое всем известно. И странно, как это отец Грэй вообще допускает, что у «Черного» может быть и свое, настоящее имя.

– Меня называют Тир.

– Что ж, подходяще. – Снова странный свет в странных глазах. Пробегает по радужке фосфоресцирующий голубоватый проблеск.

«Тир, ты не боишься его?»

– Пойдем, – сказал Тир Казимиру, – не съедят тебя.

– Уверен? – спросил князь вполне серьезно.

– Нет, – признался Тир.

Отец Грэй улыбнулся, тускло блеснув страшенными клыками.

– Признаться, когда ваш шлиссдарк прошел над Кабо, я испытал изрядное смущение, – рассказывал он по дороге к крепости, – ничего подобного мне доселе видеть не доводилось. Я родом из Лонгви, поэтому смыслю кое-что и в полетах, и в управлении летающими кораблями и не мог не отдать должного мастерству… нет, пожалуй, даже искусству того, кто управлял машиной. Но каково же было мое удивление, – отец Грэй покачал головой, словно переживая события заново, – когда в ослепительном сиянии чистого небесного света я увидел вдруг непроницаемую тьму. Увидел вас, Тир. Возможно ли такое? – спросил я себя. – Возможно ли, чтобы красота и совершенство были доступны воплощенному мраку? Разумеется, за прошедший час я не сумел отыскать ответа. Но теперь к темам для размышлений у меня прибавится еще и эта. А мы пришли, – он распахнул калитку во вросших в землю воротах из темного, обшитого металлом дерева, – я занял квартиру бывшего коменданта, там довольно просторно, можно без стеснения принять хоть десяток гостей. Водопровод исправен. Ужин, хоть и постный, вкусен, к тому же постная пища полезнее не только для духа, но и для бренной плоти. Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома: здесь вы в полной безопасности.

И словно решив разом опровергнуть его слова, черными тенями метнулись из-под крыши башни десятки летучих мышей. Тир скривился от пронзительного писка. А ночной теплый воздух рассекла ослепительная молния, полоса серебряного света, стремительная и гибкая.

Змея! Летучая змея?!

– Ух ты! – вырвалось у Казимира.

– Озирока! – укоризненно и ласково воскликнул отец Грэй. – Я же просил тебя оставаться дома!

Змея, нет, змей, бескрылый летающий серебряный змей, отнесся к словам священника с залихватским пренебрежением. Он встал на хвост, изящно выгнув верхнюю треть тела, блестя чешуей и огромными фасеточными глазами, оглядел по очереди Казимира и Тира.

– Он не опасен, – торопливо сообщил отец Грэй, – Озирока разумен и добр, просто иногда забывает о дисциплине.

Он мог бы не говорить этого. То, что змей разумен, то, что он не опасен, и да, что он действительно по-своему добр, – это видно было хотя бы по веселому разноцветному взгляду, по бликам лун на серебряных чешуйках, по мгновенным просверкам длинного раздвоенного языка. Да по всему.

– Маленький брат, – тихо сказал Казимир.

И, протянув руку, коснулся змеиной головы кончиками пальцев.

Фасеточные глаза ответили на ласку перламутровым переливом всех оттенков зеленого.

«А ты? – услышал Тир безмолвный вопрос. – Ты, в черной чешуе, разве не брат мне?»

– Озирока! – Отец Грэй покачал головой, слегка толкнул змея кулаком в сияющее брюхо. – Оставь гостей в покое. Черный тебе очень, очень дальняя родня. Не обращайте на него внимания, Тир, он чувствует в вас зло, и он, как ни крути, все-таки змей, а посему отчасти тяготеет к мраку. Простите, если вас задевает моя прямота.

– Нет. – Тиру сейчас интереснее всего было понять, как же Озирока – три метра мускулов в серебряной броне – ухитряется летать. – И не заденет, пока вы не скажете ничего нового.

– Там посмотрим, – неопределенно пообещал отец Грэй, – и, однако, пойдемте же в дом. Других экзотических тварей здесь не прячется, это я вам обещаю. Если кто и был, Озирока давно всех слопал.

Ужин, с точки зрения Тира, был идеальным: вода, сыр и фрукты. Никакого хлеба, никакого мяса, никакой соли, словом, ничего ядовитого, тяжелого или способного помешать здоровому сну. Нет, Тир не был вегетарианцем, отнюдь, но справедливо считал, что гораздо лучше лечь спать голодным, чем наедаться на ночь.

Благословляя трапезу, отец Грэй присовокупил к молитве смиренную просьбу о том, чтобы Господь обошел своим вниманием пищу, кою будет вкушать создание адово. Если же Господу угодно покарать порождение бездны, то пусть это случится не в доме служителя Божьего, ибо не хотелось бы ему, отцу Грэю, пусть и невольно, стать причиной того, что темная душа отправится на муки в преисподнюю.

– Милость Его бесконечна, – сообщил священник разом насторожившемуся Тиру, – и я склонен думать, что Он не станет карать вас сейчас, раз уж позволил явиться в наш мир. Кто знает, каковы Его планы относительно вас и вам подобных и чего Он ждет от вашего присутствия в Саэти? Случайностей не бывает, и я неспроста оказался на вашем пути, и вы доверились мне только с попустительства Божьего. Возможно, эта наша встреча выльется во что-то большее, чем просто вечерняя беседа двух путников с неразумным монахом.

Казимир с кривой улыбочкой чистил яблоки, тонкими пластинками резал белый ноздреватый сыр. Чистая вода в кувшине вызвала на лице светлого князя гримасу легкой брезгливости. Недовольство, появившееся в его эмоциях после того, как решено было принять приглашение отца Грэя, исчезло после знакомства с Озирокой. Зато появилась некая насмешливая снисходительность.

Природа этого чувства была Тиру хорошо знакома: он сам так же относился к христианам вообще и к священникам в частности. Но так ли важно, во что верит и чем занимается человек, от чистого сердца предложивший тебе пищу и кров? И, опять-таки, появись вдруг такое желание, Тир не остановился бы перед тем, чтобы убить их странного хозяина. Просто так. Просто потому, что захотелось. Но пока такого желания не возникало, он испытывал к отцу Грэю замешенную на любопытстве благодарность и предпочел бы, чтоб и Казимир проявил к священнику хоть капельку уважения.

– Ну а теперь, может быть, вы расскажете мне, кто преследовал вас? – спросил отец Грэй. – Я не спрашиваю за что, ибо ответ очевиден.

– Да? – удивился Казимир. – Тогда просветите на сей счет и меня.

– Вами совершено преступление, – спокойно ответил отец Грэй, – кровь на вас обоих. Но если Тиру сама природа его велит оставлять за собой кровавый след, то вам, сын мой, не будь вы столь свирепым противником собственной веры, я советовал бы покаяться. Как только придете в нужное состояние духа, разумеется, и поймете, что готовы искренне просить у Господа прощения за грех человекоубийства. Боюсь, случится это не скоро. Но вернемся к делу. У преследовавших вас пилотов была, насколько я могу судить, серьезная подготовка, да и количество болидов наводит на мысли о том, что погоня организована не частными лицами, однако я не смог опознать расцветку фюзеляжа, поэтому затрудняюсь сказать, какому государству, какой армии принадлежат машины. Очень надеюсь узнать об этом от вас.