— Я слышала о нем.

— Было бы очень похоже, правда?

Я снова глянула в окно на превратившееся в озеро шоссе и насквозь промокших продавцов макадамии. Мысленно представила себе карту страны. Гватемала состоит из южной возвышенности и расположенного на северном плато тропического леса или джунглей; горный хребет, известный под названием Сьеррас-де-лас-Минас, простирается с запада на восток в средне-восточной части страны. Однако все это лежит далеко в стороне от Антигуа, находящегося в возвышенной местности непосредственно к югу от города Гватемала, а также от северного Флореса и плато Петен.

— Я не собираюсь в горы, — заявила я. — Моя мать направлялась вовсе не туда.

— А я и не говорил, что хочу туда направиться, — возразил Эрик и с силой хлопнул себя по колену. — В конце концов, в горах уже и так рыщут люди из Гарварда. А вот в джунглях, кроме вашей матери, мы будем единственными. Только мы сможем изучить местность, и если она права насчет первого лабиринта…

— Все это возможно лишь после того, как мы найдем маму, — сказала я.

Он принялся пристально разглядывать собственные брюки.

— Именно это я и хотел сказать.

Снаружи по серому небу ползли темные тучи, а пролетавшие за окном нити проводов придавали небесному своду сходство с партитурой какой-нибудь симфонии.

Не знаю, видел ли все это Эрик, когда, тоже уставившись в окно, он грезил о том, как будет, не боясь никакого соперничества, обшаривать джунгли Петен в поисках гумбольдтовского лабиринта.

Хотя я пока ему этого не говорила, но уже решила: если придется отправиться в лес на поиски мамы, нужно будет уговорить Иоланду де ла Росу пойти вместе с нами. Кроме нее, я не знала никого, кто мог бы провести меня по этому лесу. Когда она была еще девочкой, отец научил Иоланду лесным тайнам, показал, где пролегает каждая тропинка, где находятся топи и болота, где — кладбища, логова тигров и гнездовья птиц. Если мама действительно там, Иоланда ее найдет.

Хотя я не видела ее с тех пор, как Иоланда покинула Лонг-Бич и вернулась в Гватемалу, я не сомневалась, что ее скверный характер ничуть не изменился, как и безграничная преданность Томасу. Даже если она до сих пор терпеть меня не может, ее наверняка заинтересует возможность побольше узнать о легендарных лабиринтах и нефрите, обо всем, чего так и не смог обнаружить ее горячо любимый отец.

Поэтому я расскажу ей о мамином письме, и, если у меня появятся хоть малейшие опасения насчет того, что Иоланда согласится с нами пойти, я намекну, что мама, дескать, сообщила мне кое-какую информацию о камне. В общем, скажу ей все, что потребуется. Увы, если я сумею убедить Иоланду, следует ожидать, что спровоцирую довольно-таки неприятное соперничество из-за профессора Гомары.

По правде говоря, я совсем не была уверена, что для нас с мамой это наилучшее решение.

Национальный музей археологии и этнологии расположен в самом центре Тринадцатого района, в белом дворце колониального стиля. В девятнадцатом веке испанские дамы в белых перчатках и с громадными шиньонами спасались от удушливой центральноамериканской жары в его прохладных залах и садах, среди прозрачных фонтанов, пальм и орхидей. На первый взгляд место казалось не слишком подходящим для хранения оскалившихся идолов и оружия доколумбовой эпохи, но когда мы с Эриком по красным ступеням поднялись в музей и, переступив порог, увидели красочную фреску с изображением воинов майя, нам сразу показалось, что иначе и быть не могло.

Стойка дежурного находилась в углу вестибюля. Возле небольшой витрины с книгами, кофейными чашками и футболками, украшенными цветными изображениями стелы Флорес, сидела женщина-кассир. Расплатившись за вход здешней валютой — кетсалями, мы оставили возле стойки свои рюкзаки и двинулись внутрь здания.

В детстве я не раз бывала здесь и представляла примерное расположение помещений, которое за последние десятилетия не слишком изменилось. Я также хорошо знала, что именно мне хотелось бы здесь увидеть, не считая собственного отца.

Эрик тоже это знал.

— Пойдемте, — сказал он. — Вам понравится.

И, взяв меня под локоть, он, словно повинуясь какому-то инстинкту, направился в дальний зал, где хранился самый красивый и загадочный экспонат из всего музейного собрания.

Стук моих каблуков гулким эхом отдавался в залах. За стеклом витрин виднелись древние человеческие черепа, покрытые золотом и бирюзой. Украшенные драгоценными камнями головы с усмешкой смотрели на посетителей. Здесь же можно было видеть и отдельные человеческие зубы — в небольших глиняных мисках или на белых кусочках ткани. Судя по их состоянию, уже в те времена существовала примитивная и весьма дорогостоящая стоматология — дырки в зубах были аккуратно высверлены и заполнены кусочками лазурита либо нефрита. Здесь также находились большие фаллические скульптуры и базальтовые чаши, в которые когда-то стекала кровь тех, кого приносили в жертву богам. В дальнем конце зала виднелась хорошо сохранившаяся гробница, найденная много лет назад в одной из пещер в отдаленной части Петена. Внутри находился детский скелет со следом сильного удара на черепе; сотрудники музея расставили возле тела горшки с зерном и украшениями — именно в том порядке, в каком они были обнаружены в момент раскопок.

— Взгляните на стелу — каменную стелу, — предложил Эрик, когда мы перешли в другой зал, выходящий в сад и весь заставленный высокими базальтовыми колоннами времен ольмеков и майя. Колонны достигали четырехметровой высоты и были испещрены высеченными на них искусными изображениями королей, писцов и рабов. — Большинство стел сделаны из базальта, некоторые из гранита. В основном они из Тикаля. Но камни из Флореса полностью из нефрита, причем голубого нефрита.

— Я давно не видела их своими глазами, — сказала я. — Только в книгах.

Мы входили в зал, посвященный найденным в Гватемале изделиям из нефрита. В центре на подсвеченном постаменте находилась главная достопримечательность — стела из Флореса, состоящая из четырех голубых нефритовых панелей, каждая приблизительно высотой сорок пять сантиметров, шириной тридцать и толщиной пятнадцать. В лучах подсветки камни блестели, словно какое-то необычное цветное стекло. На каждой из панелей было вырезано множество иероглифов, по форме напоминающих драконов, девушек, ягуаров и карликов. Панели также были испещрены гротескными изображениями горбатых шипящих змей, огрызающихся горгулий с бешеными глазами, случайным образом перемежающимися с такими абстрактными значками, как прямоугольники, круги и диакритические точки. Эти символы, на первый взгляд совершенно бессмысленные, складывались, однако, в своего рода строчки, что заставляло всех специалистов по культуре майя предполагать, будто надписи можно прочесть; так они и считали вплоть до того, как доклад де ла Росы на сальвадорской конференции 1967 года нанес сокрушительный удар по подобным представлениям. Сейчас, стоя возле стелы, я готова была признать правоту выдвинутого Томасом тезиса о бессмысленности иероглифов; сознание этого даже как-то успокаивало. В зависимости от угла освещения невероятные изображения горбунов, змей и женщин меняли оттенок и приобретали большую или меньшую глубину. Скрытое в камне солнце изливало на нас свои лучи. Когда я взглянула на Эрика, то увидела, что его лицо и белая рубашка словно покрыты тончайшей голубой вуалью.