пациента от его симптомов, Фрейд постоянно упирает на факт, что действующим фактором в этом процессе является не сам перевод подавленного опыта в поле сознания, а преодоление сопротивления этой попытке. Я пытался показать, что такое сопротивление, то есть противодействующие импульсы, рождается в среде и черпает силу из особой чувствительности стадного ума. Подобное сопротивление, имеющее то же происхождение, отвечает за формирование так называемого нормального типа сознания. Принципиальный тезис одного из предыдущих эссе в этой книге состоит в том, что нормальный тип вовсе не означает психологического здоровья, не использует все возможности разума для прогресса и, обладая исключительной властью в мире, представляет опасность для цивилизации. Исследование сил сопротивления, с которыми сталкивается развивающийся мозг, является чрезвычайно важной задачей. Эти силы могут возникать бессистемно и, хотя, несомненно, содержат элементы социальной ценности и необходимые ограничения, являются продуктом не мужественного признания фактов, но страха, предубеждений и подавленных инстинктивных импульсов, и подкрепляются невежеством, ленью и стадными привычками.

Психоаналитическая школа проявляла на удивление мало интереса к этой области. Можно предположить, что здесь она могла бы найти источники большей власти над человеческим разумом и, по крайней мере, некоторого ослабления той атмосферы консультационного кабинета и сумасшедшего дома, которая сильно умаляет ее притязания быть психологической системой универсальной значимости.

Некоторые принципы биологической психологии

Третий метод, с помощью которого была предпринята попытка решения проблем психологии, я назвал компаративным. Его характерной чертой является недоверие к взгляду на феномены, названному мной человеческой точкой зрения. Поскольку описание и интерпретация человеком собственного психического опыта подвержены искажениям из-за предубеждений, самооценки, мнений о собственной природе и силе и неполны по причине того, что обычная интроспекция не достигает глубинных слоев сознания, необходимо сделать, насколько возможно, предметом исследования действие, а не речь и рассматривать его в качестве более важного критерия мотивов, чем взгляды человека действующего. Простой пример. Если какое-то человеческое поведение напоминает поведение, характерное для обезьяны, овцы или волка, биолог, пытаясь вскрыть истинную его причину, придает этому сходству значение, по крайней мере, не меньшее, чем объяснению действия как рационального и обоснованного, полученному от самого человека или биолога-наблюдателя.

Второй принцип этого метода – изучение всего спектра жизни животных, особенно видов, чье поведение явно сходно с поведением человека, чтобы вскрыть, какие инстинкты действуют.

Третий принцип – поиск критериев, по которым инстинктивные импульсы или их производные, возникающие в сознании, можно отличить от рациональных мотивов или, по крайней мере, мотивов, где инстинктивный фактор минимален. Так будет получен объективный стандарт оценки наблюдений, который обязателен для всех психологических исследований.

Если известно, какого типа инстинктивные механизмы следует ожидать и в каких аспектах они проявятся в сознании, то возможно продвинуть исследование во многие более скрытые сферы человеческого сознания и мышления и прийти к выводам, которые, находясь в гармонии с общим корпусом биологической науки, обладают и дополнительной ценностью, принося непосредственную пользу в текущих делах.

В самом начале таких исследований мы сталкиваемся с возражением, которое показывает, насколько биологическая концепция разума отличается от представлений людей, имеющих литературное и философское образование. Это возражение связано с обычным интеллектуальным взглядом на человека. Согласно ему, человека следует рассматривать как рациональное существо, хоть и подверженное слабым остаткам инстинктивных побуждений, но способное контролировать их без излишних усилий, временами иррациональное – но в дружеской и довольно «милой» манере, однако в основе всегда ответственное и независимое. Большинство придерживающихся такого мнения людей, разумеется, признают, что в далеком и смутном прошлом человек наверняка был более инстинктивным существом, и все же считают попытки проследить в современном человеке остатки инстинктивной деятельности сплетением ложных и поверхностных аналогий, основанных на примитивном материализме, незнании великих принципов философии или вообще грубом их отвержении.

Это возражение отражает очень характерную для человечества переоценку практической работы разума и влияние цивилизации на развитие человека. В одном из предыдущих эссе я попытался показать, до какой степени средний образованный человек склонен делать решительные заявления, которые считает плодом чистого разума, по бесчисленным сложным злободневным вопросам. Почти все касаются высокотехничных проблем, по которым у него не хватает квалификации, чтобы составить собственное мнение. Эта особенность, всегда достаточно очевидная, во время войны показывает значительный рост, как и любой нерациональный процесс при общем стрессе. Нет необходимости перечислять различные общественные функции, в отношении которых обычный гражданин вынужден давать советы и увещевать. Как правило, чем более технической является проблема, тем более яростным и догматичным становится мнение совершенно неграмотного советчика. И даже если вопросы не столь специфичны, что в них может разобраться только эксперт, тот факт, что власти скрывают от общественности важные данные, делает все это любительское государственное управление и генералитет еще смешнее. Тем не менее те, кто считают вопрос недостаточно изученным и просто воздерживаются от суждений, могут попасть под подозрение, что не осознают «серьезности» войны. Если помнить, что долг обычного человека никак не связан с этими высокотехничными вопросами, когда он выполняет свои функции в поддержании мощи страны, и однако же он интересуется этими вопросами, вряд ли можно назвать это поведением очень рационального существа. В реальности объективное исследование поведения человека, если обращать внимание на факты, а не на его мнение о них, выявляет во всех областях пример за примером подобной иррациональности.

Когда говорят, что влияние цивилизации отодвинуло инстинкты человека на второй план в современной жизни, ясно, что такой вывод включает непонимание природы инстинкта. Этот затертый термин приобрел столь смутное значение, что требуется его четкое определение. Слово «инстинкт» используется здесь, чтобы обозначить наследуемые типы реакций на потребности тела или внешние стимулы. Трудно провести четкое различие между инстинктом и простым рефлексом, и попытка такого различения мало что даст. В целом мы можем сказать, что реакции, которые следует отнести к инстинктивным, являются отложенными (то есть не обязательно следуют сразу за предъявлением стимула), сложными (то есть состоят из действий, а не просто движений) и могут сопровождаться довольно сложными психическими процессами. В широком смысле можно еще сказать, что психическое сопровождение инстинктивных процессов – это, прежде всего, чувства. По мере роста интенсивности потребности или стимула, возникает желание или склонность, порой довольно сильные, но не сосредоточенные на объекте, который осознается; само действие будет казаться человеку правильным, очевидным, нужным или неизбежным, и в результате он получит удовлетворение. Этот простой пример психических проявлений инстинктивной деятельности не касается сложных эффектов, возникающих, если два инстинктивных импульса, находящихся в антагонизме, действуют одновременно. Действительный объем психической активности, сопровождающей инстинктивный процесс, может быть очень разным; может быть маленьким, и тогда человек действует,