Тимур не снизошел ни ответить, ни даже взглянуть на него.

— До свидания, — попрощалась я за нас обоих с Виктором Ивановичем.

На проходной Тимур остановился и, пока я сдавала ключи, велел охранникам:

— Чтобы через полчаса в офисе никого не было.

— Так там же это… ваши гуляют, — не понял его охранник.

Тимур повторять и объясняться не стал. Посмотрел на охранника выразительно, и тот сразу нервно закивал:

— Хорошо, понял, Тимур Сергеевич. Сейчас всех разгоним по домам.

Что уж, мне и самой в этот момент стало не по себе. Вот чего он сейчас-то разозлился? Я даже снова назвала его на вы, когда мы вышли на крыльцо. Но он тут же напомнил:

— Мы же договорились — наедине без официоза.

— Как прикажешь, хозяин, — пошутила я.

Тимур тут же развернулся — в глазах его полыхнуло, но от недавней злости не осталось ни следа. Он криво улыбнулся.

— Ну, смотри, ты мне сейчас руки развязала.

В машине Тимур стал опять серьезен. Вёл он сосредоточенно и молча. Можно было решить, что он просто ушёл с головой в свои мысли, но я буквально кожей чувствовала, как в салоне сгустилось напряжение. Нет, он думал о нас, о том, что скоро произойдет, и его явно снедало нетерпение. Иногда он бросал на меня взгляды, которые это только подтверждали.

Меня тоже очень волновала его близость. И даже не верилось — что вот он, рядом, мой Тимур. Я словно в прошлое вернулась. Сердце в груди то и дело замирало, как бывает, когда смотришь вниз с огромной высоты, а под ребрами так сладко ныло…

— А я вчера пыталась к тебе пробиться на прием, — забросила я пробный шар.

— Не припомню.

— Так ты меня и не пустил. Причем так страшно не пустил, что мы с Ульяной на пару чуть сознание не потеряли.

Он лишь хмыкнул, потом спросил:

— Ульяна — это дура из приемной? А ты зачем приходила? По делу или так?

— По делу.

— Надо было просто войти.

— Чтобы ты меня выгнал? Или с потрохами съел?

— Тебя бы я не выгнал, — улыбнулся Тимур. — А вот насчет второго не уверен.

Потом скосил на меня взгляд.

— А дело-то срочное?

— Ну да, документ один мне надо подписать.

— До понедельника, надеюсь, терпит?

— Ну, в общем, да.

Мысль о характеристике хоть и свербела неустанно в мозгу, но ведь просто так, без лишних вопросов, он наверняка не подпишет. Тем более сейчас, когда мы наедине. Это на работе я могла сослаться на занятость. А тут придется рассказывать всё-всё, и к такому откровению я пока была не готова. А ещё до тошноты боялась его реакции. Боялась увидеть отвращение в его глазах. Только не в его! Или хотя бы только не сегодня…

— Ну и отлично, зайдешь тогда в понедельник. Я к обеду буду.

— Хорошо.

Снова воцарилось молчание, которое именно сейчас я почему-то переносила плохо. Только нервничала сильнее.

— Как твой отец поживает? — нарушила я тишину.

— Отца парализовало.

— О… извини. Инсульт?

— Нет, онкология. Сделали операцию на позвоночнике, теперь он не ходит.

— Мне очень жаль.

— Угу, мне тоже.

К Сергею Михайловичу я, понятно, никаких теплых чувств не питала, даже наоборот. Но, как ни крути, он — отец Тимура, да и просто любого было бы жаль в такой ситуации.

— А куда мы едем? — решила я уйти от тяжелой темы.

— В отель.

Это меня вдруг покоробило. Вызвало всякие нехорошие ассоциации. Даже против воли немного обидно стало. Дожилась я, что меня, как девицу легкого поведения, везут на ночь в отель.

А куда надо было? Домой к нему? А вдруг у него там и правда жена, дети…

Черт, стало ещё неприятнее, как будто я неожиданно проглотила большую льдинку с острыми, царапающими краями, и она застряла в глотке.

— Тимур, а у тебя кто-нибудь есть? — спросила я, подавив стеснение.

Такие вопросы всегда неудобно задавать, во всяком случае вот так, сразу. Боишься, что человек решит, что у тебя на него матримониальные планы.

Впрочем, Тимур не такой. Он сам бесконечно далек от всякого рода уловок, не признает окольных путей, а всё, что ему хочется знать, спрашивает в лоб. Так и в словах и вопросах других не выискивает скрытых смыслов и подтекстов. Спрашивают — отвечает, если захочет, конечно. В любом случае, терзаться подозрениями и маяться в неизвестности еще хуже. А меня этот момент тревожил, потому что, по моему глубокому убеждению, быть любовницей женатого мужчины, пусть там хоть какие чувства, — ненамного лучше той же девицы легкого поведения.

— В каком смысле? — повернулся он ко мне на секунду. — А-а, есть ли у меня жена? Нет, конечно!

Это «нет, конечно» он произнёс таким тоном, словно я спросила что-то несусветное, ещё и фыркнул. Разве что «фу» не добавил.

— Закоренелый холостяк? — поинтересовалась я, все же испытав облегчение.

— Типа того.

— А как же пресловутый стакан воды? — спросила я с иронией.

— Пфф. Ради призрачного стакана в старости портить себе жизнь?

— Да ладно. Некоторые очень даже счастливы в браке.

Он бросил на меня острый взгляд, и я вдруг поняла, о чем он сейчас подумал. По крайней мере, мне так показалось. Он вспомнил мои слова перед нашим расставанием…

— Тимур, я знаю, что сильно обидела тебя в прошлом, — поколебавшись, произнесла я тихо. — Но всё совсем не так.

— Что — не так? — не отрывая взгляда от дороги, спросил он.

— Всё то, что я тебе тогда говорила, это неправда. Просто… — я запнулась. И что? Рассказать ему прямо тут, что нечаянно снялась в порнушке, и меня этим шантажировал его отец… больной обездвиженный старик? — Просто я не могла тогда поступить по-другому. Мне пришлось… Когда-нибудь я тебе всё объясню.

Он ничего не ответил, даже не взглянул на меня, но я видела, как крепко стиснул он руль, как выступили у него желваки, как коротко дернулся над воротником кадык.

— Прости меня, если сможешь…

Лишь спустя минуту он расслабился, повел плечом и бросил небрежно:

— Да забей.

Дальше мы ехали в молчании, но оба словно окунулись в воспоминания семилетней давности. Это было и больно, и щемяще-пронзительно. И так жалко нас прежних…

Миновав черту города, минут через десять мы остановились на огороженной территории, где среди елей приветливо светились огнями несколько небольших коттеджей. Ну что ж, это хотя бы не клоповник с почасовой оплатой. Можно даже для себя придумать, что мы с ним просто выбрались за город отдохнуть…