Картина быстро сдвинулась, и перед ним предстал белый дом на обрыве, с садом, сбегающим к морю. И в воротах – вот уж неприятный сюрприз! – он увидел старого волшебника с его старой зеленой шляпой на затылке и расстегнутым жилетом, сидящего на камне и курящего трубку, – как если бы ему ну совершенно нечего было делать, кроме как вечно сидеть и наблюдать.

– Что делает там, в воротах, старый Арта-как-вы-там-его-зовете? – спросил Роверандом. – Я-то думал, он давно обо мне забыл. Его каникулы еще не закончились?

– Нет, он поджидает тебя, моя псина. Он не забыл. Если ты вернешься туда прямо сейчас, настоящий или игрушечный, он в ту же секунду наложит на тебя какое-нибудь новое заклятье. Это не из-за того, что он так ценит свои штаны – их вскоре после того случая починили, но он чрезвычайно раздосадован тем, что Саматос прервал его колдовство. Правда, Саматос еще не оставил попыток восстановить с ним отношения.

И сразу вслед за тем Роверандом увидел, как ветер срывает с головы Артаксеркса шляпу и за ней срывается волшебник. И вот – полюбуйтесь! – на его штанах красовалась великолепная заплата, ярко-оранжевая с черными разводами.

– А я-то думал, волшебники способны лучше чинить свои штаны… – сказал Роверандом.

– Да, но он-то считает, что сделал это прекрасно! – сказал старик. – Он отколдовал кусок чьих-то занавесок. Люди получили страховку в случае пожара, он же получил красочное пятно, и обе стороны остались довольны. Тем не менее ты прав: я полагаю, это неудачный ход. Прискорбно видеть, после того как знаешь человека столько веков, что его магия слабеет… Однако для тебя это, возможно, и удача.

Человек-на-Луне щелчком свернул телескоп, и они продолжили путь.

– Возьми назад свои крылья, – сказал он, когда они достигли башни. – Ну, а теперь лети и забавляйся. Не приставай к лунным зайчикам, не убивай моих белых кроликов и возвращайся домой, когда проголодаешься или когда у тебя что-нибудь заболит.

Роверандом сразу же полетел искать лунного пса, чтобы рассказать ему про другую сторону Луны. Однако тот слегка ревновал, что пришельцу разрешили увидеть то, что не разрешали ему, и сделал вид, что ему совершенно не интересно.

– Все это звучит премерзко, – прорычал он. – Уверен, мне не хочется это увидеть. Полагаю, теперь тебе будет скучно на светлой стороне, где у тебя есть только я и нет твоих двуногих друзей. Жаль, что персидский волшебник так уперся и ты не можешь вернуться домой.

Роверандом был слегка уязвлен. Он снова и снова говорил лунному псу, что очень рад своему возвращению и что ему никогда не будет скучно на светлой стороне.

Вскоре они опять стали добрыми друзьями и продолжали заниматься вместе массой самых разнообразных вещей.

И все-таки сказанное лунным псом в порыве дурного настроения оказалось правдой. В том не было вины Роверандома, и он делал все что мог, чтобы не показать этого, но почему-то ни одно из приключений или исследований не радовало его так, как прежде: пес постоянно думал о том, как они с мальчиком веселились в саду.

Они навестили долину белых лунных гномов (сокращенно – «луномов»), ездящих верхом на кроликах, делающих блины из снежных хлопьев и выращивающих в своих ухоженных садиках маленькие, не больше лютика, золотые яблоньки. Они насыпали битых стекол и гвоздей около логовищ нескольких малых драконов, пока те спали, и до полуночи лежали неподалеку, чтобы услышать, как те ревут от ярости – ведь, как я уже говорил вам однажды, у драконов весьма нежные желудки, и ровно в двенадцать часов ночи, каждую ночь в течение всей своей жизни – не говоря уже об ином времени суток – они выходят из дому немного промочить горло. Иногда псы даже осмеливались дразнить пауков, кусая паутину, освобождая запутавшихся в ней лунных зайчиков – и улетая как раз вовремя, покуда пауки кидали им вслед с вершины холмов свои лассо. Но все время Роверандом ждал почтальона Мью и «Мировых новостей»{48} (ведь даже маленькая собака знает, что хотя в основном они касаются убийств и футбольных матчей, но, бывает, в самом дальнем уголке в них можно найти и кое-что получше).

Он пропустил следующий прилет Мью, так как был на прогулке. Однако когда он вернулся, старик все еще был занят чтением писем и новостей. И похоже было, его здорово что-то развеселило: он сидел на краю крыши, свесив ноги, попыхивал чудовищного размера белой глиняной трубкой, выпуская целые облака дыма наподобие паровоза, и улыбался во все свое круглое старое лицо.

Роверандом почувствовал, что не может больше этого вынести.

– У меня болит внутри, – сказал он. – Я хочу вернуться к мальчику, чтобы его сон мог сбыться.

Старик отложил письмо (а оно было об Артаксерксе, и презабавное!) и вынул изо рта трубку.

– Действительно? Может быть, останешься? Это так неожиданно! Рад был встретить тебя! Непременно как-нибудь свались сюда снова! Сча-а-астлив буду видеть тебя в любое время, – выпалил он на одном дыхании.

– Замечательно, – продолжил он уже более отчетливо. – Артаксеркс пристроен.

– …Каким образом?! – спросил Роверандом, задрожав от возбуждения.

– Он женился на русалке и живет теперь на дне Глубокого Синего Моря.

– Надеюсь, она лучше заштопает его брюки! Зеленая заплата из морских водорослей будет хорошо гармонировать с его зеленой шляпой.

– Мой милый пес! Он женился в целом новом костюме из зеленых водорослей с розовыми коралловыми пуговицами и эполетами из актиний. И они сожгли его старую шляпу на берегу! Все это устроил Саматос. О! Саматос глубок, как глубоко Глубокое Синее Море, и я ожидаю, что таким образом он полагает выгодно уладить множество дел. Множество – а не только твое, мой пес.

Интересно, чем все обернется?! По-моему, Артаксеркс впадает в детство в двадцатый или двадцать первый раз. Суетится из-за пустяков. Трудноизлечим, выражаясь точнее. Прежде он был неплохим магом, но у него портится характер: в последнее время он стал совершенно непереносим. Когда он заявился к старому Саматосу и, откопав его деревянной лопатой средь бела дня, вытянул из норы наружу за уши, саматист счел, что это уж слишком, – и меня это нисколько не удивляет. «Столько беспокойства, как раз в мое самое лучшее время для сна, и все из-за какой-то там несчастной шавки», – так он мне пишет, и можешь не краснеть.

Итак, когда оба они слегка поостыли, он пригласил Артаксеркса на русалочью вечеринку, и вот так все и произошло. Они вытащили Артаксеркса поплавать под луной – и он теперь никогда уже не вернется ни в Персию, ни даже в Першор. Он влюбился в пожилую, однако премилую дочь очень богатого морского царя{49}, и они поженились на следующую же ночь.