Мертвый студент оказался выходцем из Сомали. Те, кто знал его по Уиллоуби, заявили, что с полгода назад с ним начало происходить что-то странное. Из общительного, активного, хорошо успевающего студента он превратился в молчаливого, замкнутого в себе нелюдима. Думали, что это на почве религии. В кампусе жило еще два студента-мусульманина, однако с ними подобного превращения не произошло.

Вместо джинсов с майками и ветровок покойный начал носить долгополые одежды, пять раз на дню стал отлучаться с занятий на молитвы. В общем-то, к этому отнеслись с пониманием: ну уверовал человек, с кем не бывает. Веротерпимость превыше всего. Да, и еще он отрастил окладистую бороду.

Рэй Халл поймал себя на том, что уже второй раз на дню роется в чужих личных вещах. Правда, здесь все обстояло несколько иначе. Помимо учебников по специальности, в комнате обнаружилось множество исламистских текстов, в том числе на арабском. В арабской вязи детектив Халл ничего не смыслил, но все те книжки аккуратно собрал. Ну а венцом всему был ноутбук; по крайней мере, Рэй Халл знал, как с ним обращаться.

Проповедь за проповедью — не на арабском, а на самом что ни на есть чистом, убедительном английском. Лицо в полумаске, истово горящие глаза, призывы подчинить себя воле Аллаха, быть готовыми ради Него на жертвенность. Сражаться ради Него, гибнуть во имя Его. Но главное — убивать, убивать в угоду Ему.

О Проповеднике детектив Халл никогда не слышал, но оказался под впечатлением. Ноутбук он замкнул с легким щелчком, как створки раковины или старомодный кошелек. Все это добро он взял с собой, составив подробную опись конфискованного, и покинул колледж, дав разрешение проинформировать родителей покойного, но непременно сделать звонок ему, детективу Халлу, когда они назовут дату своего прибытия на юг за вещами своего сына. Полицию Дирборна он между тем проинформировал лично и, прихватив с собой два полных мусорных мешка книг, брошюр, а также ноутбук верующего студента, возвратился к себе в полицейскую управу.

В компьютере было и кое-что еще — скажем, электронная рассылка с объявлением: «Куплю пистолет, можно с рук». Что, видимо, и состоялось — без всякого оформления документов, что грозило продавцу серьезным обвинением, но это будет потом.

Примерно в восемь вечера у Халла зазвонил мобильный, и голос в трубке представился сыном раненого генерала. Своего местонахождения этот человек не назвал, сказав лишь, что получил известие и сейчас уже летит на вертолете.

Успели сгуститься сумерки; возле полицейского управления была площадка, куда в принципе можно сесть, но без подсветки снизу.

— Где у вас ближайшая база морской пехоты? — осведомился голос.

— «Океания», — назвал Халл. — Но вы можете добыть разрешение на посадку там?

— Могу, — отчеканил голос. — Через час там буду.

— Я вас встречу, — сказал Халл.

Пока он ждал, с полчаса просматривал полицейскую отчетность по стране на предмет аналогичных убийств в недавнем прошлом. На удивление, их насчитывалось аж четыре; убийство на площадке для гольфа было пятым. В двух из перечисленных четырех случаев убийцы после совершения преступления сразу кончали с собой. Двое других сдались живыми и сейчас дожидались суда за убийство при отягчающих обстоятельствах. Почерк везде был одинаков: работа в одиночку. И все до единого были в свое время обращены в ультраэкстремизм посредством интернет-проповедей.

Генеральского сына Халл встретил на территории «Океании» в девять и оттуда повез в больницу. По пути он изложил весь ход событий, начиная с семи тридцати утра. Гость дотошно расспросил его о характере находок в общежитской комнате Мохаммеда Барре.

— Проповедник, — буркнул он, выслушав.

Детектив Халл, решив, что речь идет о профессии, а не о позывных, кивнул:

— Видимо.

К больнице подъезжали в молчании.

Кто-то в регистратуре предупредил о прибытии сына пациента, лежащего в отделении интенсивной терапии, и вниз из кабинета спустился сам Алекс Маккрэй. По пути на этаж он объяснил всю серьезность обстоятельств, мешающих проведению операции.

— Надежды на выздоровление самые призрачные, — сказал он. — Все висит на волоске.

Сын вошел в палату. Бесшумно пододвинув стул, в синеватом свете ночника он оглядывал заостренное морщинистое лицо в сплетении проводов и трубок, жизнь в которое подкачивали машины. Он просидел рядом всю ночь, держа квелую ладонь полубездыханного отца в своей.

Около четырех утра глаза спящего открылись. Пульс участился. Сын не видел того, что на полу за кроватью стоит стеклянная колба, которая сейчас быстро пунцовела от прибывающей артериальной крови. Где-то в недрах грудины лопнул крупный сосуд. Генерал истекал кровью настолько быстро, что спасти его ничто не могло.

Ощутив у себя на руке легкое пожатие, задремавший было сын вскинул голову.

Отец неподвижно смотрел в потолок; губы чуть шевелились.

— Всегда верен, сынок, — прошептал он.

— Всегда верен, папа.

Изломы синусоид на мониторном экранчике постепенно сгладились в прямую линию; прерывистый писк перешел в сплошной и какой-то заунывный зуммер. В палату скорым шагом вошла бригада дежурных медиков; с ними был и Маккрэй. Словно не замечая сидящего, он прошел мимо и поглядел на колбу за кроватью, после чего, подняв руку, нежно качнул головой. Бригада медиков тактично удалилась.

Спустя несколько минут сын поднялся и покинул отделение интенсивной терапии, по пути молча кивнув хирургу. Вызванная в палату медсестра надвинула на лицо лежащего простыню. Сын, внезапно отяжелевшим шагом одолев четыре лестничных пролета, спустился на парковку.

В стоящей метрах в двадцати машине, что-то смутно почувствовав, вышел из легкой дремоты детектив Халл. На полпути через парковку сын генерала остановился и поглядел наверх, в темное ночное небо. До рассвета оставалась еще пара часов. Луна успела сесть, и небосвод было иссиня-черным; серебристыми гвоздиками поблескивали в вышине звезды — жесткие, яркие, вечные.

Эти же звезды, только неразличимые в выцветшей небесной синеве, смотрели, должно быть, и на другого человека, который сейчас призрачно присутствовал посреди далекой каменистой пустыни.

Ну а тот, который рядом, глядя на звезды, что-то произнес — вирджинский детектив не расслышал, что именно.

Между тем Ловец произнес следующее:

— Ты задел меня за живое, Проповедник. Живое, и очень личное.

В мире кодовых имен с целью сокрытия имен подлинных Ловец дал своему новому помощнику позывные «Ариэль». Имя персонажа из шекспировской «Бури» слегка забавляло: летающий по пространству невидимый шалун, которому ничего не стоит выкинуть любой фортель, какой заблагорассудится.