В общем, берясь за фотографии своих мыслей, Лебедев ощущал незримую поддержку Ньютона, Декарта и Менделеева. С последним был знаком лично и помнил, как двадцать три года назад комиссия Физического общества при Петербургском университете во главе с Дмитрием Ивановичем наголову разгромила спиритизм. И вот змей снова поднял голову. Ну ничего, он им покажет…

Между тем Лебедев исключительно честно, без жульничества произвел вираж и фиксаж пластинок, после чего появилось негативное изображение. Оставалось только напечатать фотографию. Чтобы все вопросы отпали. Что он и сделал. Выйдя из темного закутка, где он оборудовал фотолабораторию, чтобы всякий раз не просить об услуге фотографа полицейского резерва, Лебедев встряхнул мокрые снимки. На том, что был получен устаревшим методом доркографии, виднелось несколько крохотных черных точек. Слишком жалких и ничтожных для мыслей великого криминалиста. Оскорбление, а не мысли, честное слово. На самом деле – мельчайшие дефекты фотографического слоя. И ничего другого.

А вот на снимке по методу Погорельского хоть было на что посмотреть. Электрический разряд оставил на пластинке красивый след, похожий на корень растения, фантастическую многоножку или молнию. Только к мыслям Лебедева это не имело никакого отношения. На этом идею, в которую так верил ненормальный доктор, можно было считать развенчанной: это полная ерунда. Дуэль выиграна, лженаука убита наповал.

Аполлон Григорьевич скомкал снимки и отправил под лабораторный стол. Где им самое место. Он уже придумал, как потешится над Погорельским. Но тут ему пришла блестящая мысль. Пришла и не боялась быть сфотографированной. Лебедев подумал, что имеет полное право немного отыграться на Зволянском. За то, что втянул его в эту аферу. Отыграться так, что комар носу не подточит. Великий криминалист потирал руки в предвкушении. И даже позволил себе выкурить сигарилью.

Запах будущей победы был ужасен и сладок одновременно.

Сыскная полиция располагалась в большом полицейском доме на углу Офицерской улицы и Львиного переулка. На первом этаже размещался 3-й полицейский участок Казанской части.

Когда Ванзаров зашел в приемное отделение, то повстречал там частого гостя – пристава Вильчевского. Попав в полицию из армейской пехоты, он навел на участке армейские порядки, городовые несли службу как швейцарские часы. Что же до умственных способностей, которые пристав обязан проявлять сам, без помощи сыска, то Ванзаров оценивал их ничуть не хуже, чем у многих приставов столицы. Лебедев, конечно, стал бы спорить, но Вильчевский в самом деле был честным служакой, который делает, что может и умеет. Другие и того меньше.

– А, Родион, ты-то мне и нужен, – сказал пристав, пользуясь не только расположением Ванзарова, но и существенной разницей лет. Наверняка другие чиновники сыска нашли предлог от него отделаться. Это они умеют.

– Что-то срочное, Петр Людвигович? Простите, я спешу…

Что было правдой. Ванзаров вернулся от дома Иртемьева только с одной целью: выяснить, где остановился месье Калиосто. Артисты, гастролирующие в столице, обычно выбирали одну из четырех-пяти гостиниц в центре. Подчеркивая собственный статус. Хотя и переплачивали за номер.

– Дело такое, долго не задержу…

Ванзаров листал городской справочник, ища графу «Гостиницы».

– Я вас слушаю…

– Понимаешь, странность такая: горничные куда-то делись…

– Куда делись? – машинально переспросил Ванзаров, выписывая на обрывок листа телефонные номера гостиницы.

– Так кто же их знает… Ушли, и нету их…

– Давно?

– Одна третьего дня, другая вчера…

Время поджимало, Ванзарову хотелось как можно скорее повидать Калиосто. Пусть и современного.

– Хозяева обидели, они собрали узелок и отправились служить к другим… Что-то прихватили?

– Вроде не было жалоб. Да и вещи их на месте…

– Тогда любовь, что же еще, – сказал Ванзаров, отправляясь к ящику телефонного аппарата, висевшему на стене. – Петр Людвигович, рад бы помочь, да совсем времени нет… Найдутся ваши барышни… Отгуляют и придут…

Пристав тяжко вздохнул.

– Не похоже, чтоб загуляли… Ума не приложу, куда делись… Ну, извини, Родион, вижу, тебе не до меня…

Ванзаров благодарно кивнул и назвал телефонистке номер гостиницы «Россия», что выходила на Мойку. Его соединили с портье.

Церемонии Виктор Иванович любил больше моря. Они вносили в суетность жизни порядок и правильность, как на палубе. Друзья, редакция и контора «Ребуса» знали, что Прибытков самое простое дело может превратить в сложную церемонию. Правила, которые он придумывал сам, но соблюдать их требовал от других.

Даже сейчас, находясь в сильном волнении и в чужом доме, он потребовал, чтобы кресла были сдвинуты по диагоналям к простенку, у которого он занял главенствующее место. Иртемьеву было указано сесть справа, а Погорельскому слева. Ради исполнения прихоти господа покорно поменялись местами.

Но и этого было мало. Прибытков выдержал паузу, чтобы стрелки часов встали в начало часа, не раньше, не позже. И только тогда он приподнял руку, как у статуи какого-то римского императора. В целом было величественно и торжественно. Если не считать, что совершенно не нужно. Погорельский с Иртемьевым привыкли играть в послушных зрителей.

– Друзья мои и соратники! – торжественно начал Прибытков. – Вы все знаете, какие великие дела нам предстоят. Да, я не оговорился – они великие!

Иртемьев грубо откашлялся и затих.

– Одно из них – совсем скоро, другое потребует много трудов наших, – продолжил Прибытков, все более вдохновляясь. – Вам известно, что знаменитая Евзапия Паладино дала согласие провести сеанс в редакции нашего журнала. Вы знаете, как трудно уговорить европейскую знаменитость даже приехать в Петербург. Ее календарь расписан на много месяцев вперед. В первый визит ее весной этого года подумать было нельзя заполучить Евзапию к нам. Тем более что она давала сеанс сами знаете где… И только счастливое стечение обстоятельств, новое приглашение Евзапии на частный сеанс от одного влиятельного лица, о котором мы не смеем говорить вслух, открыло перед нами двери удачи… Евзапия Паладино прибудет в «Ребус». Это веха в истории нашего журнала, можно считать – европейское признание наших скромных трудов…

– Виктор Иванович, для чего все это повторять? – спросил Иртемьев раздраженно.

Его приструнили добрым и мягким взглядом.

– Но другое событие, куда более значительное, к которому мы шли все эти годы, вот-вот осуществится, – продолжил всеми уважаемый редактор. – Событие гигантского масштаба. Да, мы имеем веские надежды, что в обозримом будущем сможем провести Первый конгресс спиритуалистов в России…

– Феноменально! – вскрикнул Погорельский. Он не мог так долго сидеть на одном месте, животный магнетизм накопился и требовал выхода. К тому же доктор был слишком увлекающейся личностью. – Это будет грандиозно! Мы впишем конгресс золотыми буквами в историю спиритизма…