Я вышел из кабинета, уткнувшись в выстроившуюся очередь соратников с заготовленными поздравлениями. Внутреннее негласное радио уже сработало, весть о моем повышении в звании уже просочилась в наш закуток и определилась в надлежащей реакции на нее.

Узрев мою физиономию в проеме двери, очередь весело завиляла хвостом, и я тотчас оказался в дружественном и чутком окружении милейших и обходительных сослуживцев.

На меня незамедлительно обрушился ушат лжи и лести относительно заслуженной оценки руководством моего трудолюбия и непревзойденной полезности в деятельности министерства.

Лица лучились от избытка сопереживания и уважительного подобострастия. О моем новом назначении в низовое подразделение камарилья еще не ведала. Однако, следуя приличиям и традиции, пришлось вести особо приближенных из белых подворотничков в ресторан, где предстояла работа, чья суть заключалась в освоенной мной роли: ни слова лишнего, ни жеста суетного, ни смеха пустого. Правила поведения ответственного офицера органов в среде себе подобных я, похоже, начал уверенно и творчески осваивать. И не такая уж это простая задача для человека эмоционального, искреннего и думающего.

Спустя неделю генерал отрядил меня на новое место службы, дав на сей счет необходимые указания тамошнему начальнику.

Отзвонив Юре и привычными иносказаниями поведав о своем повышении в звании, услышал равнодушное:

– Ну, а чего удивительного? Обычный бартер. Ты им услугу на миллион, а они тебе погоны из дежурного ящика, что под столом, их там немерено, картонок этих, в тряпичной вязи, резинками перетянутых. Министр, кстати, своей властью полковника любому с улицы выписать может, а уж тебе-то – какая проблема? Ты и в штате, и в самых высях, и, кто знает, какие поручения исполняешь, так что по адресу, согласно прописке. Но все равно поздравляю. Хотя так и так скоро на выход… Рапорт заготовил?

– Ты чего по телефону… это…

– Да кому мы нужны… Ха, чувствую, напугали тебя изрядно правилами надлежащего поведения в вашем серпентарии…

Я хмуро поведал о случившихся служебных переменах и о своем переводе в боевое подразделение. И здесь тон его, умудренный и снисходительный, резко сменил октаву, наполнившись заполошной растерянностью:

– Ты куда суешься, дурак? Это же не бумажки перекладывать! Это из кондукторов в машинисты! Другая работа! И ты в ней хоть какие нюансы, но должен знать! Согласно твоему прошлому. Тут не сыграть! Не кино! Да я бы не справился! Не-е, так мы не договаривались. Какой ты опер! Раскусят в два счета! Не по Хуану сомбреро!

Дальнейшие его визги и причитания я выслушивать не стал, оборвав связь. Для себя же решил: глянем осторожно на новое место, потолкаемся там денек-два, а после, коли признак малейшей опасности учуится, то и завершим эпопею этим самым ударным и окончательным рапортом. А в том, что вот так, с ходу, меня разоблачат, мне категорически не верилось. А верилось глубоко и убежденно, что все удастся, ведь поднаторел я в игре на чужом поле, уяснил правила, и, самое удивительное, захватила и приворожила меня эта игра, хотя азартом я никогда не отличался.

Противовесом увольнению был и прежний кондовый вопрос: как кормиться на воле?

Ну? И кто даст ответ? Нет ответа. А на советы все охочи. Так что совет советом, а обед обедом. И вообще: чем дальше в лес, тем фиг вернешься.

Управление встретило меня атмосферой деловитости, спешки и взбудораженности: сотрудники сновали по коридорам и этажам, толклись на лестничных пролетах, обсуждая рабочие вопросы, парадная дверь не успевала закрываться, пропуская и выпуская спешащий куда-то люд.

Здесь бурлила большая и горячая работа, что чувствовалось уже при входе в просторный холл учреждения, где у стенки с поднятыми руками и вывернутыми карманами покорно раскорячились какие-то задержанные жулики под надзором затянутых во все черное, как ниндзя, с автоматами наперевес спецназовцев в масках. Следующие мимо сотрудники на этой мизансцене даже не задерживали взгляда, что свидетельствовало о расхожей банальности сего рабочего момента.

Начальник управления Решетов, лысоватый сутулый верзила с тяжелым взглядом, принял меня без проволочек. Он уже выходил из кабинета, одетый в длинное кожаное пальто, с кепкой в руке, но вернулся обратно, предложил присесть за стол для заседаний и сухо произнес:

– Дело ваше читал, знаю, что стремитесь к оперативной работе. Очень хорошо, хотя и странно. У нас ведь тут служба не по расписанию. И требовать с вас буду без скидок на министерское прошлое. Идете на сложный отдел – этнические группировки. Весь Кавказ, Украина, Молдавия… Спать стоя умеете? Научитесь.

Тут зазвенел телефон, и он снял трубку. Выслушав собеседника, молвил:

– Молодцы, так держать!

Обернулся ко мне, пояснил удовлетворенно:

– Крупного бандюгу срубили. День прожит не зря. Так вот, – решил продолжить, но тут опять зазвонил телефон, и он снова отвлекся. – Да, здравия желаю… Что? Да, мне только сейчас доложили… А в чем дело? – лоб его пошел озабоченными морщинами, и я понял, что речь идет о задержанном злодее. – Как?! – в следующий момент выдохнул он. – Вы уверены? А у кого он на связи? Так, есть такой, знаю… Да решим, конечно, не беспокойтесь…

И положил трубку разочарованно.

– Агента припутали? – сообразил я, уже нахватавшийся знаний о некоторых оперативных таинствах. – Теперь надо думать, как его отмазать?

– Святое дело, – вздохнул он, глубокомысленно кивнув на трубку. – Ладно, сейчас идите к себе, знакомьтесь с операми, входите в курс. В семь часов вечера – совещание. Представлю вас своим замам и другим начальникам отделов, начнете врастать в коллектив. Он у нас единый. И без этого – никак. Срубили армянскую банду, а их концы в Польшу или в Чехию тянутся, значит, иди к нашим международникам, соображайте совместно, как быть дальше. Выплыла воровская крыша – в отдел по ворам в законе. Оружие конфисковали – к ребятам по его незаконному обороту… В общем, перезнакомитесь со всеми за неделю на горячих темах, гарантирую. Ну, пойдемте, провожу, все равно на выход…

И мы двинулись по просторному, залитому светом коридору мимо вытягивающихся офицеров, удостаиваемых бесстрастными кивками главного потрошителя всех бандитов, лобастого упрямого волкодава, никому не дающему спуску, и я тоскливо понимал, что по бездумию и беспечности попал в водоворот неведомой и жестокой реальности, чье постижение потребует всех моих сил.

Кроме того, о непредсказуемости и коварстве Решетова меня предупредили мои теперь уже бывшие соратники по приемной. Доброжелательный к тебе сегодня, завтра он мог подставить тебя под служебное расследование и влепить выговор за любой пустяк. Заместителей своих заставлял собирать брошенные мимо урны чужие окурки, дабы те, обозленные и униженные, гоняли личный состав в хвост и в гриву, следя за порядком. Достижения подчиненных он забывал быстро, а промахи помнил, как слон обиды. Лишней писанины, правда, не любил, знал, как она выматывает оперов, но зато свирепо требовал реальных результатов работы. Попасться лишний раз ему на глаза в конторе никто не стремился, выволочку можно было получить за прыщ на носу.