Что они только не перепробовали, чтобы отмыть деньги от въедливой краски – и кипятили купюры, и стирали с хлоркой, и чистили вручную. Все без толку.

Петрович пригнулся, входя в дом через низкую заднюю дверь. Мишель Малуф сидел в кухне за кабинетом Свенне Густафссона. Сам хозяин куда-то отлучился, что он делал всегда, когда заходил Малуф.

– Мне только стакан теплой воды, – сказал Петрович.

– Что?

– Больше ничего не нужно.

Малуф с недоумением посмотрел на своего долговязого друга, присевшего за стол:

– Стакан воды? Я что, должен тебе воду носить?

Петрович развел руками в жесте, будто говоря: «Да, естественно». Малуф засмеялся, качая головой:

– Конечно, конечно. Теплая вода…

Малуф подошел к раковине и налил воду из-под крана. С наигранной невозмутимостью поставил стакан перед приятелем. Тот доброжелательно кивнул.

Они давно знали друг друга, и характер их отношений установился навсегда в те годы, когда Петрович руководил молодежным центром, где Малуф проводил время подростком. Петрович уже тогда знал, как тратятся деньги, – носил одежду от «Армани» и расплачивался в дорогих барах кредиткой. Он был для Малуфа единственным примером для подражания не из мира футбола, И все это помогло Малуфу определиться с собственными жизненными ориентирами.

– Я стану миллионером, – заявлял тогда юный Малуф, а Петрович только смеялся в ответ.

– Черт, я в месяц по миллиону срубаю.

* * *

– Через крышу?

– Конечно, конечно, – улыбнулся Малуф, – через крышу.

Была половина третьего. В раковине стояли грязные тарелки и чашки, не мытые несколько месяцев. Свенне Густафссона нельзя назвать педантом, и Малуф с Петровичем усиленно старались делать вид, что не замечают вони из треснувшей трубы канализации в туалете. Они никогда не обсуждали планы в помещении, но неожиданно по крыше забарабанил дождь, а им не хотелось мокнуть. Малуф упомянул имя Александры Свенссон в тот день, когда они считали, сколько денег заработают на черных кейсах.

– Старая мечта…, – протянул Петрович. – Ты же все эти годы болтал о Вестберге.

Малуф кивнул.

– Понимаю. Но как ты, черт возьми, залезешь на крышу?

– Это мы решим.

– Джамперы? – ухмыльнулся Петрович. – Или, как его там… реактивный ранец, как на открытии Олимпиады? Да?

– Точно, как на Олимпиаде. Именно так. Нет, – улыбнулся Малуф.

– Может, можно использовать подъемник? У одного моего знакомого фирма в Монако – чистят окна на большой высоте, в тридцать-сорок этажей. Монако – сплошное гигантское окно. У них в фирме большой подъемник, для пяти-шести человек. Однажды я смотрел «Формулу-1» с такого подъемника – представляешь, на высоте пятнадцатого этажа, прямо над трассой. Машины проносятся прямо под ногами. Мы тогда пили шампанское, и одна девушка потеряла сандалию. Я думал, прямо там и обосрусь: сандалия на трассе, черт побери.

– Подъемник? – переспросил Малуф. – На платформе?

– Его подъемники установлены на машинах.

– Ясно, – размышлял вслух Малуф, – а может быть, кран? Подъемный кран, который можно подогнать ночью.

Петрович потянулся за стаканом и сделал глоток воды.

– А что, может это и сработает. Достать кран – не такая уж большая проблема…

– Или… воздушный шар?

– Ты серьезно?

– Вертолет?

– А на крыше есть место для вертолета? Ты летал на вертолете, Мишель? Это безумная идея.

– Нет…но можно свалить оттуда на вертолете.

– Я за подъемный кран, – возразил Петрович.

Малуф кивнул, широко улыбнувшись:

– Точно! По-моему, идеальное решение. Но… а как мы уйдем оттуда?

Они услышали, как открылась и захлопнулась дверь: это вернулся со своего выдуманного дела Густафссон. Малуф поднялся:

– Так что подумай над этим, – сказал он Петровичу, собираясь уходить.

– Подумаю над краном.

– А что там в контейнере? Есть успехи? Или нет?

Петрович беспокойно заерзал на стуле:

– Не волнуйся, все получится.

– Думаешь?

– Ты не готов ждать пятнадцать лет, и я тоже. Так что все скоро получится, иначе и быть не может.

– Конечно, конечно, – кивнул Малуф.

– Я жду одну вещь, которую заказал из Франции, – сказал Петрович, – она должна прийти на следующей неделе. Странная штуковина, но она решит нашу проблему. Я не буду даже говорить, сколько она стоит.

Из контейнера раздался еще один глухой хлопок. Петрович раздраженно встал:

– Пойду скажу им заканчивать с этим, я не собираюсь доставать новые чемоданы. Все решится на следующей неделе. Наконец-то.

Малуф широко улыбнулся:

– А что это за вещь? – спросил он, когда они с Петровичем вышли из дома.

Дождь лил уже не так сильно, но не перестал.

– Увидишь, – ответил через плечо югослав, – Все, что тебе нужно знать сейчас, это то, что эта вещица сделает тебя богатеньким Буратино.

13

Джек Клюгер сидел в ресторане «Васахоф» на улице Далагатан в ожидании Басира Балика. Они договорились встретиться в полдень – Балик опаздывал уже на полчаса, что случалось довольно часто. Клюгеру спешить было некуда, так что он не нервничал.

За соседним столом сидели две женщины, заказавшие по салату с креветками. Клюгер дал бы им около тридцати. Возможно, они работают в больнице на этой улице. Джек не мог удержаться и не одарить этих хорошо одетых блондинок приветливой улыбкой. Та, что сидела ближе к нему, сказала что-то по-шведски. Клюгер не разобрал слова, но понял их смысл по выражению лица женщины. Ее явно напрягло его молчание.

– I’m sorry, but in my part of Texas, nobody speaks Swedish[4], – сказал он по-английски, снова обнажив белоснежные зубы, которые он сделал себе за счет американской армии.

Это срабатывало каждый раз: упоминание об Америке служило отмычкой, открывающей все двери. Раздраженное лицо женщины расплылось в смущенной улыбке, и спустя пару минут они уже сидели втроем. Все, о чем мечтают люди в этом городе, – поговорить по-английски с мужчиной из Техаса. Клюгер даже начал одеваться как ковбой – в грубые клетчатые рубашки и традиционные ковбойские сапоги, чего, проживая в Техасе, никогда не делал.

– So if I only have a couple of days in the city, what would be your suggestions on what to do?[5]

* * *

Джек Клюгер неуютно чувствовал себя в больших городах, но стоило ему открыть рот и сказать пару фраз по-английски, как его тут же принимали за «американца», уверенного в том, что Швеция и Стокгольм – провинция.

Большего заблуждения сложно себе представить.

По сравнению с Голдсборо в Техасе, Стокгольм – экзотический город, полный опасностей и искушений, особенно искушений. Город переполнен красивыми женщинами, они повсюду – в парках, на улице, в ресторанах. И все они, кажется, хотят заговорить. Дома, в Техасе Клюгер был лишь одним из многих рослых парней с квадратной челюстью, играющих в американский футбол. В Скандинавии же он чувствовал себя особенным.

Когда речь заходила о противоположном поле, Джеку