— Ты же говорил о какой-то проблеме.

— Идти еще две минуты. Придем, узнаешь.

И через эти две минуты передо мной открылась дверь в Военкомат.

Впервые за несколько недель в моей жизни произошло что-то поистине значительное. У меня действительно поднялось настроение. Я лишь, где следовало, поставил свою подпись, и теперь, когда мы с папой шли домой, у меня в заднем кармане лежал военный билет. Для полного счастья осталось поступить в институт. Что будет для папы сюрпризом.

Еще летом перед одиннадцатым классом папа поинтересовался, в какой ВУЗ я собираюсь поступать и нет ли у меня желания пойти в МГИМО. Я знал, что в Институте международных отношений, если папа замолвит за меня словечко, мне не составит труда стать студентом. Не то, что я был горд, просто хотел показать родителям, что проживу в этом мире и без их помощи, что я уже самостоятелен и сам буду пробиваться через жизненные трудности, поэтому решил поступать в этот МГИМО своими силами. Раньше я еще и друзьям хотел показать, что в любой престижный ВУЗ на бесплатное отделение поступить можно без взяток и блата. Но сейчас это позерство перед кем-то меня уже не волнует.

Восемь утра. Через час ехать на работу. Все же двух дней мне хватило, чтобы возненавидеть ее, а два дня выходных показались мне отдыхом лучшим, чем две недели на курорте на море.

С успехом поступив в институт, на следующий же день после зачисления начал ездить по собеседованиям в поисках работы. Две недели я безуспешно пытался стать продавцом в магазине электроники, консультантом в салоне мобильных телефонов, ассистентом в продюсерском центре, торговым представителем. Я искал любую работу, которая не подразумевает просиживание штанов с понедельника по пятницу с девяти до шести. К отцу за помощью в поиске работы не обращался — он ясно дал мне понять, что эта идея ему не нравится. И вот только к концу июля нашел ее — долгожданную работу. Устроился уже было в элитный ресторан помощником повара, но в первый рабочий день, только успел зайти, мне выдали черную рубашку и известили, что я буду помощником бармена. Если не хочу — могу развернуться и уходить. Но я согласился. Конечно, натирать до блеска бокалы, нарезать фрукты, делать свежевыжатые соки, бегать постоянно на склад, следить за наличием всего необходимого в баре, протирать барную стойку, таскать с мойки мытую посуду — это не верх моих способностей, да и никаких других эмоций, кроме отвращения, эта работы у меня не вызывала, но все же это была работа, на которой я мог проводить время, надеюсь, что с пользой, а не убивать его, сидя дома или в офисе.

До того, как устроиться на работу, я только и занимался, что смотрел фильмы и сериалы, читал книги, бегал на беговой дорожке и эллипсоидном тренажере. Несколько раз сходил с родителями в ресторан, а больше не выходил из дома, кроме как в кинотеатр сходил однажды, но все же боязнь и нежелание встречи с кем-то из знакомых мне лиц заставляет сидеть меня в четырех стенах. В личном дневнике последняя запись датирована днем сдачи последнего ЕГЭ — настолько пустое уничтожение времени, что нет даже эмоций, которые можно было бы описать на бумаге.

Войдя на кухню, к моему удивлению обнаружил, что папа не спал — он сидел на кухне. Обычно он просыпается только в девять утра, если на работе нет срочных дел, но тогда его дома в такое время не бывает уже. У него иногда бывает бессонница, но в этом случае он целую ночь смотрит киноклассику, а сейчас телевизор выключен, и папа сидит перед пустой чашкой.

Не знаю, что у него стряслось, но этот момент был как нельзя кстати, чтобы известить его о том, что я поступил в МГИМО, а не в Плешку, как он с мамой думают.

— Доброе утро, — сказал я, включив чайник, который после нажатия на кнопку загорелся зеленым светом.

— Доброе. Чайник горячий — недавно кипел.

— Угу, — вырвалось у меня, и я заварил себе зеленый чай. — Недавно проснулся?

— Примерно час назад.

— Вид у тебя тревожный.

— Ты доволен своей работой?

— Если честно, нет. Но об этом мы уже два раза говорили, и я знаю, что ты хочешь, чтобы я ушел из этого ресторана, и, по-твоему, это чистой воды эксплуатация. Но я останусь там и не хочу возобновлять этот разговор.

— Я действительно не хочу, чтобы ты там работал. И нигде вообще. У тебя учеба должна быть на первом месте. — После некоторой паузы, поняв, что я ничего ему на это говорить не собираюсь, продолжил. — Но не из-за этого я плохо спал. Мне хотелось поговорить о своей работе.

— Только не говори, что тебя уволили — это невозможно.

— Это возможно, но у меня сейчас другое положение. Абсолютно противоположное. Мне предложили место в посольстве Франции.

— Неужели тебе нужен мой совет?! Соглашайся, не думая.

— В таких вещах я ни у кого не прошу совета, а все решаю сам. Но иногда мне нужно согласие семьи. Мама обеими руками «за».

— Я тоже не против. О чем речь вообще?!

— Все не так просто. Я уже сказал, что согласен занять место, но мне же придется уехать минимум на два года.

— И? — я не понимал, что его так беспокоит.

— Ты поедешь? — после минутной выдержки с надеждой на согласие спросил он.

Теперь понятно, что его мучило. Он и без моего ответа знал, что я откажусь. И, видно, мысль, что они оставят своего сына, по их мнению не готового к самостоятельной жизни совсем одного, не давала ему никакого покоя. Это можно понять. Уверен, всякому небезразлична жизнь своего ребенка, и оставлять его один на один с взрослой жизнью — не легкий поступок.

— Нет, — без промедления последовал мой ответ. И не разу за всю жизнь я не пожалел, что сказал это.

— Ты можешь там учиться. — Его тон выдавал уверенность в том, что я все равно откажусь, как бы он меня не уговаривал.

— Не тянет меня что-то к этим «лягушатникам», — с улыбкой сказал я.

— С сентября я уже начинаю работать там. У тебя еще есть время подумать.

— Нет, правда, мне и здесь неплохо.

— А вот мама готова уже сейчас собрать чемоданы. Она весь всегда хотела уехать из этой страны. Говорит, жаль, что только на два года.

На это у меня не нашлось чего сказать, и папа продолжил:

— На