— Разрази меня гром! — ругалась мама. — Готовишь вам, целое утро у плиты стоишь, а у вас в голове ничего, кроме рыб.

— Щук! — тихонько поправил Лукас.

— И теперь самый клев! — добавил Даниэль.

— А обед мы можем и вечером съесть. Пожалуйста, мама!

Мама вздохнула и закурила сигарету, а я подбежала к ней и обняла крепко-крепко.

— Задушишь! — рассмеялась мама и высвободилась. — Ладно, проваливайте.

Мы выскочили из кухни.

— Только смотрите не потеряйте мой лучший нож! Ясно?

И вот мы втроем перевесились через парапет и всматриваемся в воду. Солнце нещадно жжет нам спины. Из-под моста выплывает гагара, и Лукас бросает ей хлебные крошки. Даниэль медленно опускает в воду садок.

Вода под нами кишит рыбами. Красноперки жадно заглатывают крошки, и Лукас кричит:

— Вытаскивай!

Садок с красноперками вращался быстро. Как карусель. У меня от одного его вида голова закружилась.

Лукас криво держал ведро, а Даниэль вытряхивал в него содержимое садка.

Потом Даниэль сказал:

— Та, что посередине, вполне подойдет!

Лукас достал красноперку из ведра. Большим и указательным пальцем раскрыл ей рот. И когда рыбка округлила его буквой «о», зацепил крючок за верхнюю губу.

Услышав тихий хруст, я вздрогнула.

Крючок прошел насквозь.

Даниэль толкнул меня в бок.

— Она этого даже не заметила, — сказал он. — У них нет нервов!

Я знала, что это не так, потому что в книге о рыбалке говорилось, что рыбы прекрасно чувствуют боль, поэтому ловля на живца хотя и эффективна, но ужасна. Все это я читала, но не стала возражать. Лишь обрадовалась, когда Даниэль наконец-то бросил крючок с бьющейся красноперкой обратно в воду.

Мы принялись ждать, Даниэль разматывал леску, и красноперка уплыла далеко, а мы могли следить за ее передвижениями. Над нами парила отражавшаяся в черной глади цапля.

Когда красноперка совсем исчезла из виду, Даниэль потянул леску назад, чтобы проверить, сидит ли она еще на крючке. Рыбка ударила хвостом и снова попробовала освободиться.

— Так ничего не выйдет! — заявил Лукас. — Если щука сейчас не клюнет, она не клюнет никогда!

Даниэль снова ослабил леску.

— Осторожней! — предупредил Лукас. — А то она в заросли уплывет.

У берегов едва высилась над водой скромная растительность. И старые каштаны опускали свои ветви почти до воды. Словно пить хотели. Обвивающий их плющ уходил далеко под воду. Именно туда и направлялась красноперка.

А потом все случилось очень быстро.

На долю секунды сверкнуло под водой серебристое брюхо. Одно мгновение было видно, как огромная щука широко оскалила пасть с двумя рядами зубов, а потом — лишь круги по воде и туго натянутая леска, ускользающая из пальцев Даниэля. Щука нырнула вглубь.

— Попалась!

Моток нейлоновой лески, плясавший в руке Даниэля, постепенно разматывался.

— Тащи! — закричал Лукас. — Да тащи же ты, наконец!

Но Даниэль покачал головой.

— Ей нужно время. Сначала она должна проглотить. Иначе она просто выплюнет крючок обратно!

— Взять сачок? — спросил Лукас.

Даниэль кивнул.

Лукас спустился к берегу с сачком в руках. За нашими спинами во двор замка въехала машина. Я видела только, что она была черной, но нам было не до нее.

— Вот там и стой! — закричал Даниэль Лукасу. — Я притяну ее к тебе!

Лукас опустил сачок под воду. Закусив губу, он как завороженный смотрел на леску.

Тут Даниэль подсек.

Леска напряглась и, казалось, вот-вот лопнет.

Над водой показалась щука.

Она была гораздо больше, чем я предполагала. Гораздо больше, чем на снимках в книге. Она боролась и била хвостом, рвала и кусала леску, но Даниэль крепко держал ее. Метр за метром притягивал он щуку к берегу. Но щука не сдавалась, и я даже понадеялась, что она порвет леску, но тут уже Лукас подвел под нее сачок, и щука оказалась в сетке.

Она извивалась и кусала ячеи. Пыталась порвать сеть.

— Мы поймали ее! — ликовал Лукас. — Мы и правда поймали ее!

Даниэль побежал к прибрежным зарослям, оба схватили сачок и вытащили его на мост. Щука лежала неподвижно, ее мощные жабры вздымались и опускались. У нее была большущая пасть, и я разглядела зубы — они были плотно пригнаны друг к другу, сотни зубов, и все были заострены, как кошачьи.

Щука была красива. Она переливалась зеленовато-серебристым цветом, казалась дикой и опасной. Даже сейчас, когда уже была при смерти.

Даниэль взял в руки палку.

Я отвернулась.

Не хотела смотреть, как он станет бить щуку. Как вонзит кухонный нож ей в голову. Как щучье сердце будет биться у него в руке.

Я взглянула наверх. Небо над красной крышей замка было высоким и бесконечно голубым. На кровельном лотке сидели голуби. Я увидела окно нашей кухни. Оно было закрыто. За стеклом стояла мама, она курила и плакала.

Я медленно двинулась к арке ворот. У крыльца Гизелы стояла скорая помощь. Входная дверь была распахнута настежь.

Увидела Петера, спускавшегося на двор по трем ступенькам. С опущенной головой. Он шел как старик, очень медленно и устало. Прошел совсем рядом со мной и не заметил меня.

А потом я услышала крик Лукаса:

— Папа! Мы поймали ее! Папа, смотри, какая она большая!

И я обернулась. Петер присел на корточки и обнял сыновей. Трое склонились друг к другу головами, и я видела, как вздрагивает от рыданий спина Петера.

А рядом в пыли валялась щука.

Перевесившись через парапет, я взглянула на ров.

Две стрекозки пролетели мимо в радостном танце, гагара клевала что-то на берегу, а стайка красноперок загорала у самой водной глади.

Все было как всегда — так, словно ничего и не случалось.